Лидия Чарская: Царевна Лизанька

Эти смешки еще больше рассердили Мавруту и снова она заговорила, гневно поблескивая глазами.

— Ой, не полно ли пересмешничать… Гляди, чтоб не каяться после… Сказала бы словечко, да язык до времени связан. А что не лгала я, и что сестренка моя лучшая во всем, почитай, Санк-Петербурге плясунья, прошу милости Таня, доподлинно узнать тебе. Узнаешь, повидаешь и другим поведаешь, — обратилась Маврута уже непосредственно к одной хороводной запевале, — а для этого пожалуй к нам в сени во дворец, в первое же воскресенье. В три часа приходи, а я уж тебя проведу туда, где ты на мою сестренку, на пляску её, вдоволь налюбуешься. Придешь, что ли?

Просияв от удовольствия, очень польщенная Танюша, вся зардевшись, поспешила ответить:

— Приду… Спасибо… А пока что не обессудь… Не обидься, что так все это вышло.

— Ладно уж… Не долго, они все пересмешничать будут. Потому, как побываешь ты со мною кое-где, да кое-что повидаешь, да им порасскажешь, так тогда совсем иной разговор промеж вас пойдет. Так помни же… В воскресенье к трем часам вали в государевы сени и Маврутку Шепелеву вызови, там уже знают. Ну, прощайте, счастливо оставаться! — и, совсем уже успокоенная, Маврута кивнула головой Тане и заспешила следом за царевной.

Поздно в том году давалась государем его последняя весенняя ассамблея. На лето, когда Петр уезжал на верфи к морю или совершал объезд своих обширных владений, все семейство перебиралось в летний дворец и сборища зимнего времени сами собой прекращались да осени.

В этот ясный день начала мая, еще раз наполнились разношерстною публикою обширные горницы царского дворца.

Был праздничный день, воскресенье. Ассамблеи обычно начинались в три часа дня. Но царское семейство появлялось лишь к самому разгару, то есть к пяти часам по полудни.

Маленькая фрейлина — Маврута Шепелева, уже успевшая нынче помочь сенным девушкам приодеть и разукрасить свою любимую царевну, теперь на-скоро прибравшись вошла в сени.

— Что, меня никто не спрашивал — обратилась она к одному из гайдуков, дежурившему на половине младшей царевны.

— Девчонка тут одна, крестьяночка, до твоей милости, Мавра Егоровна, наведывалась, — очень почтительно отвечал тот царевниной любимице и ближайшей фрейлине.

— Так где же она! Зачем меня не позвали?

— А затем, что ты при царевне занята была, не посмели мы тревожить зря-то… Да ты не сумневайся, Мавра Егоровна, здесь она, девчонка эта самая, в саду, — успокоил гайдук фрейлину младшей царевны.

Маврута поспешно выбежала в сад и окликнула Таню.

И вот из-за кустов выглянуло встревоженное личико, глянуло на Мавруту и тотчас же спряталось обратно. Однако, та уже успела узнать свою новую знакомую и направилась к ней.

— Ты, Танюша? Не узнала меня? Испугалась, глупенькая. И впрямь в этом наряде я будто другая?

Действительно, совсем иною, не скромной крестьяночкой, какою видела ее прежде Таня, была нынче Маврута. Нарядная ярко розовая роба с фижмами, какие носились лишь знатными и богатыми людьми, обвивала подвижную маленькую фигурку. Драгоценный убор украшал высокую прическу.

— Ишь ты, как обрядившись! И впрямь не признала… — дивилась Таня, оглядывая свою новую приятельницу.

— Да ты, и впрямь ли плотникова дочка? — подозрительно покосилась она на нее. — Намедни то вхожу я в сени, спрашиваю у караульника Маврутку Шепелеву, как ты мне наказывала, а он-то глазищами как сверкнет, да как гаркнет — Как смеешь ты о царевнинной фрейлине так непочтительно отзываться? Так я со страху-то так и выкатилась прямехонько сюды, в кусты, да и схоронилась здесь по сию пору. Да неужто и впрямь…

— Вздор… Пустое… Зря что-нибудь сболтнул тебе гайдук… Нечего тебе смущаться! Пойдем…

— Куда пойдем-то?

— На ассамблею.

— На какую ассам… ассам…

— Да, ведь, я же хотела показать тебе, как моя сестрица пляшет. Затем ведь ты и пришла сюда, только раньше сведу я тебя к себе в горницу, да принаряжу хорошенько. Сестрица моя тебе платье свое дала одеть; У меня лежит оно, пойдем — увидишь.

Юная царевна фрейлина не лгала своей гостье.

Действительно, нынче утром царевна Лизанька выбрала из своего гардероба одно из скромных, но хорошеньких платьев и вручила его Мавруте для передачи Танюше Онуфриевой.

— Она все таки добрая девушка, заступилась за нас, и я хочу ей сделать что-нибудь приятное за это, — сказала при этом царевна.

Теперь взяв за руку сильно оробевшую от смущения и неожиданности Таню, Маврута повела ее к себе с намерением надеть на свою гостью это подаренное ей платье.