Лидия Чарская: Царевна Лизанька

Но и без её указания Танюша давно уже отличила и выделила изо всей огромной толпы других девиц эту прелестную, совсем юную девушку, вернее девочку, скользившую по залу подобно неземному существу.

И несмотря на роскошный наряд, Танюша узнала в ней скромную маленькую крестьяночку, её недавнюю слободскую гостью, так ужасно осмеянную её товарками и товарищами.

Действительно права была Маврута, расхваливая свою «сестрицу».

На диво хорошо танцовала маленькая красавица! Глаз не могла теперь оторвать от неё Таня, любуясь каждым её движением, каждым поворотом, каждым наклонением прелестной белокуро-рыжеватой головки.

Но вот затихли постепенно торжественно-мелодичные звуки менуэта, и музыканты на смену им заиграли веселую английскую кадриль.

И тут-то развернулось во всей своей силе танцевальное искусство маленькой красавицы.

Восхищенным взором, затаив дыхание, следила Таня за нею, не отрывая глаз.

Прелестная белокурая девочка вносила какое-то удивительное оживление, веселье и грацию в этот и без того веселый танец. Она как бы вела за собою все остальные пары танцующих, не смотря на то, что была здесь моложе всех. По временам она кивала и улыбалась другой, почти такой же юной девушке, тоненькой, черноглазой и почему-то задумчивой, не смотря на пышное оживление бала. А танцы между тем сменялись одни за другими…

И красавица-девочка не переставала плясать, восхищая собою все взоры. Она казалась не знала устали. Точно змейка скользила она между танцующими, придумывая все новые и самые запутанные фигуры.

Наконец, по-видимому, притомившаяся, она вышла из ряда танцующих и, обмахиваясь веером, остановилась в стороне и обвела блестящими глазами горницу.

И тут-то её жизнерадостные, милые глазки, искавшие кого-то среди толпы, наполняющей залу, остановились на Мавруте и её соседке.

С минуту девочка смотрела внимательно и пристально на преобразившуюся, благодаря новому наряду, Танюшу и быстрыми легкими шагами приблизилась к ней.

— Твоя сестрица, ин, к нам поспешает! — громко произнесла Таня, смущенно и радостно глядя на приближающуюся к ней маленькую красавицу и издали уже дружески кивая ей головой.

— Какая сестрица? — удивленно вскинула на нее глазами та, в то время, как все ближайшие соседи обеих девушек не без удивления оглядывали Таню.

— Да, ведь, ты же сама, сказывала, что обе вы одного отца — дворцового плотника дочки… Так, ведь, и есть она сестр…

Но не пришлось девушке докончить начатой фразы.

Лишь только приблизилась к гостям та, которая занимала все внимание Тани, как сидевшие у стен гости быстро поднялись и почтительно приседая и кланяясь, приветствовали красавицу-девочку:

— Добрый вечер, ваше императорское высочество, милостивейшая наша цесаревна Елисавета Петровна!

— Добрый вечер, друзья мои! — откликнулся звонкий, серебристый голосок всеобщей любимицы. — Добрый вечер, Танюша! Ну, как тебе понравились мои танцы? — обратилась к своей юной гостье царевна Лизанька.

Но та только шире раскрыла и без того расширенные страхом глаза… И с обезумевшим от страха лицом Таня как сноп рухнула к ногам царевны:

— Прости… Прости… милостивица… не ведала… не знала… темная ведь я… глупая… неученая… Прости ты, ради Господа, меня! — лепетала она совершенно белыми от волнения губами и вдруг обвила дрожащими руками колени Лизаньки. Лизанька живо к ней нагнулась:

— Встань, Танюша, не бойся… Ты-то ничем не виновата предо мною… Да и другие не виноваты… Ведь не со зла смеялись тогда надо мною… Смеялись, потому что, действительно, смешно было… И впрямь, знать, русская поговорка говорит: «Не спросясь броду, не суйся в воду»… Вот и я тогда сунулась плясать, вашей пляски не зная… Зато теперь… нынче ты сама видела, что и впрямь не лгала моя Мавруша и что и я кое-что смекаю в танцах. Да что ты? Никак плачешь, глупенькая? Полно! Взгляни на меня повеселее… Не сержусь, ведь, я нисколечко на тебя…

Ласково и нежно звучит серебристый голосок царевны Лизаньки… И чудное личико так все и сияет доброй милостивой улыбкой. Сквозь затуманившееся слезами глаза видит Таня эту улыбку… Слышит нежный серебристый голосок царевны, и волна радости нежданно-негаданно заливает её сердце. Хочется ей сейчас всю душу свою положить за ласковую царевну… Жизнь свою отдать за нее… незлобивую, милостивую… А они-то, Господи! Господи! Они-то смеялись, насмехались там, в рыбацкой слободе, над этим ангелом светлым.