Ада Чумаченко: Город под дождем

- И не запишется,- ответил Лихунька.- Он на тебя еще с весны злится. Помнишь, как вы подрались с ним тогда?

- А не запишется - ему же и хуже. Что он один делать будет? Мы и на коньках товариществом бегать будем, и на лыжах, и ледяную гору строить. Мало ли что придумать можно, когда столько народу соберется!

Но не успел Артюша и договорить, как за спиной у него тихонько хлопнула входная дверь и пружины зазвенели тоже совсем, совсем тихо.

Артюшка и Лихунька живо обернулись, но у двери не было никого. Дверь была закрыта по прежнему, как будто ее никто и не трогал, и только у бумажной заплатки на стекле шевелились немножко отклеившиеся края.

- Наверное, Карошка,- решил Артюшка и послюнявил карандаш, приготовляясь писать.

- Конечно, Карошка,- как эхо, отозвался Лихунька. Но дверь заскрипела снова и снова зазвенели тугие пружины.

- Карошка! - позвал Артюшка и похлопал себя по ноге.- Карошка, сюда!

Но за дверью не шевелился никто, и только было слышно, как шумит дождь, стекая с крыши. Шлеп-шлеп-шлеп… Шлеп-шлеп-шлеп…! - стучали его капли по навесу над дверью, по каменным ступенькам, по вязкой черной дорожке, бегущей прямо в сад.

Лихунька вздрогнул и потянул Артюшку за рукав.

- Мне страшно,-пробормотал он.- Посмотри-никого нет, а она опять открывается. Посмотри!-И, зажмурив от страху глаза, он ткнул пальцем на дверь, снова заскрипевшую на своих петлях.

- Так значит это не Карошка, а ветер,- неуверенно буркнул Артюша и недовольно дернул Лихуньку за полу куртки.-

Чего ты глаза закрыл? Чего?. Только пугаешь даром… Говорю тебе, никого там нет.

- Бу-бумажка! - запинаясь, наконец выговорил Лихунька и, прижав левой рукой еще крепче и без того закрытые глаза, снова показал правой куда-то вниз, на пол, на самый порог двери.- Бумажка! И сама лезет!-крикнул он уже во весь голос и уткнулся в отопленье, обхватив обеими руками его булькающие теплые трубы.

Из-под двери действительно понемножку высовывалась небольшая, сложенная вдвое бумажка. В узкую щель сначала протиснулся один уголок, затем другой, потом третий и наконец весь четырехугольник вылез из под закрытой двери. Побледневший от волненья Артюшка сжал кулаки, вглядываясь в диковинную бумажку, и, не вытерпев, кинулся со всех ног к двери.

Но как только он прикоснулся к дверной ручке, за дверью что-то зашевелилось, затопало, застучало и ринулось вниз с крыльца.

Артюшка рывком рванул к себе дверь, так что даже стекло задребезжало всеми своими трещинками, и выскочил во двор. От крылечка к калитке опрометью неслась какая-то небольшая фигурка. Непромокаемое рваное пальто, накинутое прямо на голову, закрывало лицо. Были видны только ноги,- маленькие, босые, покрасневшие от холода ноги в чьих-то громадных прорванных калошах

- Стой! Стой! - крикнул Артюшка, но калитка уже хлопнула за таинственным гостем, и сквозь редкий переплет забора было видно, как быстро .мчался по переулку незнакомый мальчуган, удирая и от дождя, и от кричащего во всю мочь Артюшки.

Лихунька тоже высунул нос за двери, и, покачивая головой, смотрел на бегущего.

- Слушай! - наконец закричал он.- А бумажка-то, бумажка! Надо же ее прочесть.

Артюшка мигом кинулся к бумажке и быстро развернул ее. На грязном захватанном пальцами обрывке были выведены неуклюжие буквы. Одни из них были печатные, другие - писанные, одни большие, другие маленькие; одни стояли на месте, а другие лежали совсем на боку.

- «П-ш-ш… П-Ш-Ш-…»-начал с трудом разбирать письмо Артюшка, но на первом же слове запнулся и вспотел от натуги.

- «П-ш-ш… П-ш-ы… Пшыт…» А что это такое?.. А дальше что?..

Лихунька смотрел через его плечо и, хмуря светлые брови, тоже шептал себе под нос:

- «Пш-ы-т… Пшыт Фо…» Нет, ничего не разберу! - вздохнул он и развел руками.- Читал, читан, даже челюсти заболели, а понять так и не понял… Может дедушку Акиндина спросим?.. Или твою маму?

Артюшка вздохнул и потянул носом.

- Мама еще и с работы не приходила. А дедушка Акиндин опять о стекле поминать станет… Давай-ка лучше сами.

Письмо читали долго. Целый час. А если и меньше, так на самую капельку. Только, пожалуй, и после этого часа осталось бы непрочтенным таинственное письмо, если бы входная дверь не хлопнула уже совсем по-настоящему и на лестницу не взбежал бы там, отец маленькой негритянки, веселой темнокожей Кэтти.

- Здравствуйте, дети! - крикнул он и, сняв кепку, сильно тряхнул ее. С кепки посыпались дождевые капли и на лестнице сразу запахло дождем, ветром и осенним вечером.