Виктория Токарева - Талисман

Поднялись по просторной лестнице, вошли в комнату, обшитую деревом.

По бокам комнаты были две массивные двери с табличками, и возле каждой сидело по секретарше.

— Стой здесь,— велел Еж, а сам пошел направо. Но, перед тем как кануть за дверью, бросил Дюну взгляд, как бросают конец веревки, прежде чем прыгнуть в кратер погасшего вулкана. Или нырнуть в морскую глубину. Или выйти из ракеты в открытый космос, когда не знаешь, что тебя ждет и сможешь ли ты вернуться обратно.

Дюк поймал глазами конец веревки и кивнул.

Еж скрылся за дверью, подстрахованный Дюком.

Дюк остался стоять, как столбик. Хотелось есть. Он толком не понимал, что происходит, однако сообразил, что кто-то создал условия для взятки, и Еж, не обладая высокой нравственностью, загреб взятку в норку своими куцыми лапками. Теперь его вызывают и требуют объяснения, и Еж сильно расстроен, поскольку придется снимать с иголок чужие деньги, которые успели стать его собственными.

Секретарша справа сосредоточенно копалась в бумагах. Потом достала то, что искала, и вышла из комнаты. Вторая секретарша держала возле уха трубку и время от времени произносила одну и ту же фразу: «Ты совершенно права». Пауза, и снова: «Ты совершенно права».

Дюку стало скучно. Он прислонился спиной к дверному косяку и съехал вниз, скользя по косяку спиной. Он рассчитывал посидеть на корточках для разнообразия жизни. Но не удержался, повалился спиной на дверь. Дверь поехала, Дюк поехал вместе с дверью, и в результате получилось, что его голова и туловище оказались лежащими в кабине те, а ноги остались в приемной, и он был похож на труп, вывалившийся из чулана.

В этом лежачем положении Дюк сумел рассмотреть, что в кабинете двое: Еж и еще один чело век, похожий на бывшего спортсмена, вышедшей в тираж по возрасту.

— Что это? — испугался Спортсмен.

— Это мое,— смутился Еж.

Дюк тем временем поднялся на ноги, и Спортсмен получил возможность рассмотреть Дюка вертикальном положении — узкого в кости, с крулыми перепуганными глазами, с вихром на макушке.

Спортсмен смотрел на мальчика дольше, чем принято в таких случаях. Потом почему-то расстроился и сказал Ежу:

— Ну вот что! Пишите заявление по собственному желанию, и чтобы в торговле я вас больше не видел! Чтобы вами не пахло! Ясно вам?

Говорил он грубо, но Еж почему-то обрадовался, у него даже глаза вытаращились от счастья.

— Спасибо! — с чувством вякнул Еж.

— Меня благодарить не надо! — запретил Спортсмен.— Мне вас не жалко. Мне детей ваших жалко. Хочется думать, что яблоко от яблони далеко падает. Идите!

Еж стоял, парализованный счастьем. Дюк тоже не двигался.

— Иди, иди,— мягко предложил Спортсмен Дюку.— И папашу своего забирай...

Спустились по лестнице, не глядя друг на друга. Молча взяли пальто у гардеробщика.

Вышли на улицу.

— «Не пахло...» — обиженно передразнил Еж. Да я и сам к этим магазинам на пушечный выстрел не подойду. Плевал я на них с высокой колокольни! А еще лучше — с низкой, чтобы плевок быстрее долетел. На этой мебели посидишь— людей начинаешь ненавидеть. Стая... Да и то в стае свои законы. Вот волки, например... Да что мы здесь стоим? — спохватился Еж.

Они перешли дорогу, влекомые вывеской «Гриль-бар».

В баре было почти пусто. За столиками сидели в пальто редкие пары, Играло тихая музыка.

— Есть хочешь? — спросил Еж.

— Сейчас нет,— ответил Дюк.

Он хотел, потом перехотел и только чувствовал в теле общую нудность.

Еж принес бутылку коньяка с большим количеством звездочек и лимон, нарезанный кружками.

Разлил коньяк по стаканам, себе полный, Дюку не донышке.

— Тебя как зовут? — спросил Еж.

— Саша,— вспомнил Дюк,

— Ну, Саша,— Еж поднял стакан,— за успех мероприятия!

Дюк глотнул. Закусил. Ему стало пронзительно от коньяка и кисло от лимона.

Еж выпил. Скрючил лицо, как резиновая кукла, сбив нос и рот в одну кучу. Потом вернул все на свои места.

— Жаль, что меня не посадили,— сказал он.

— Куда?— не понял Дюк.

— В тюрьму,— просто ответил Еж, размыкая лимонное кольцо в лимонную прямую.— Скрыться бы от них ото всех, Поменять обстановку. В тюрьме, если хочешь знать, тоже жить можно. Главное, знаешь, что?

— Нет. Не знаю.

— Главное — остаться человеком. Я помню, после войны пленные немцы дома строили. На совесть. Я спрашиваю одного: «Ты чего стараешься?» А он мне: «Хочу домой вернуться немцем». Понимаешь?

Дюк внимательно слушал Ежа, но проблемы немца были далеки от его собственных проблем.