Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

— Это я, баушк, — робко открывая дверь, отозвался Мишка.

— А кто, голубчик, тебя отпускал? — не отрывая глаз от кружева, спросила бабушка.

Над Мишкой явно сгущались тучи.

Но не успел он собраться с ответом, как в растворенное окно донесся густой, с неприятным завыванием гул самолета. Вслед за тем раздалась резкая очередь зенитного пулемета. Немец!

Бабушка с удивительной проворностью вскочила с табуретки, схватила Мишку за руку и бросилась во двор.

«В погреб», — мелькнуло в Мишкином сознании.

Под открытым небом пулеметные очереди были еще резче. Они стегали, раскалывали знойный полуденный воздух.

Ду-ду-ду-ду!..

Бабушка мигом распахнула дверь в погреб и увлекла за собой Мишку. Дверь захлопнулась, и темнота обступила со всех сторон, повязкой прилипла к глазам. Стало страшно.

Теперь зенитный пулемет неистовствовал где-то над самой головой.

Ду-ду-ду!

Бабах! — ухнуло где-то невдалеке. И еще раз:

Бабах!

Рвались сброшенные самолетом бомбы. Мишка уже слышал такие разрывы, когда бомбили станцию.

Жуткая темень. За шею холодными струйками течет песок. Он сыплется и в котелок с остатками супа. Мишке кажется, что еще немного и каменные своды обвалятся на них. От этой мысли на лбу выступила липкая испарина.

Успокаивала близость бабушки. По торопливому движению ее руки Мишка догадался — она молилась,

Фронт все ближе придвигался к селу. По утрам, когда люди в домах досматривали последние сны, из-за Хомутовского леса особенно отчетливо доносилась орудийная канонада. Она катилась волнами, то утихая, то вновь нарастая. Где-то под Орлом шли кровопролитные бои.

С приближением фронта над Казачьим чаще стали появляться чужие самолеты со зловещими крестами на крыльях. Одни летели дальше, на город, другие отваливали от черной стаи, круто разворачивались и пикировали на железнодорожную станцию. От них отделялись бомбы, а немного погодя в домах лопались стекла и мелко-мелко дребезжала посуда.

Село фашисты больше не бомбили. Танковый полк, прибывший после горячих боев на отдых, перебрался в лес. Но часть бойцов по-прежнему оставалась в селе. Начинкин также жил в Мишкином доме. Капонир — вырытое в овраге углубление для стоянки машин — был надежно укрыт ветлами.

В березовой роще было несколько пустых блиндажей. В одном из них собрались Петька и его друзья. У всех топырились карманы — но не от яблок и груш.

— Выкладывай, кто что принес! — скомандовал Петька и первым положил на дощатый топчан две немецкие ручные гранаты. При этом он с победным видом оглядел ребят, словно бы говоря: а ну, кто имеет что поважнее?! Гранаты он нашел в лесу. Месяц назад немцы сбросили туда парашютистов. Десант был обнаружен и после непродолжительной, но жестокой схватки уничтожен нашими бойцами. На месте боя Петька-то и подобрал гранаты.

Подошел Семка, высыпал из карманов десяток охотничьих патронов.

— А на что они нам без ружья? — заметил Петька.

— Если из них порох высыпать, может, на что пригодятся, — пояснил Семка и затараторил, обращаясь к Мишке: — Мишк, а помнишь, мы им чуть глаза себе не выжгли. К-а-ак фукнет! Ну, помнишь?

У Семки оживилось лицо, будто вспоминал он о чем-то очень приятном и неповторимом.

Ребята по очереди опоражнивали свои карманы, и на топчане рос ворох всевозможного вооружения. Тут были и ракеты с красными и зелеными ободками, и штык-трехгранник, и пустой патронташ, и даже чудом сохранившийся, потускневший, с обломанным концом буденовский клинок. Его принес Севка.

Вместе с клинком он отдал Петьке и обыкновенную рогатку, сделанную из противогазной маски. Подавал ее Севка с таким видом, словно это была не рогатка, а по меньшей мере пулемет «максим».

Петька еще раз окинул собранное богатство оценивающим взглядом и заключил:

— С таким оружием и одного немца не убьешь. Но отряд у нас будет. Как назовем его?

— Красные дьяволята, — предложил Семка.

— Это уже было!

Но лучше никто так и не придумал.

— Ладно! Будем пока без названия, — заключил Петька.

Бабку Коновалиху мальчишки недолюбливали, а Мишка особенно. Однажды ему была устроена дома порка за то, что он разбил окно в Коновалихином доме. Ненароком разбил — в лапту с Семкой играл на выгоне, и мячик угодил прямо в верхнее стекло горничного окошка. Вот крику-то было!

Коновалиха сначала погналась за лаптошниками, но где уж ей, толстой и неповоротливой, — те задали такого деру, что и собакам-то не угнаться!