Олег Тихомиров - Зеленое окно

«Шустрому парнишке» отступать теперь было некуда, и он сказал:

— А лифт там был, не помните?

— Чего?

— Я говорю, пешком вы к сестре поднимались или как?

Виталька выяснил еще кое-какие подробности, и мы пустились а поиски. Все наше внимание было теперь приковано к дверной ручке — медной и блестящей.

Мы разделили между собой подъезды и бросились осматривать ручки по этажам.

Сколько их было, ручек! Темные и блестящие, большие и маленькие, круглые — скобкой и торчащие — рычажком, как н нагонах. Но медной среди них но было.

Вскоре мы освободили Таню от беготни по этажам.

— И то верно, — закивала головой тетя Поля. — Пусть барышня отдыхает, небось замаялась.

— Будто мы не замаялись, — ворчал Виталька, когда мы отошли подальше.

И снова подъезды, этажи, двери… И снова ручки, ручки, ручки без конца.

— Давай бросим эту затею, — предлагал Виталька.

Но мною овладело какое-то непонятное упрямство. Я уже был готов искать проклятую ручку день и ночь.

— Сам говорил, найдем в один миг, — отвечал я Витальке, — а теперь в кусты?

И Таня тоже, улучив момент, шепнула мне:

— Ну хватит, Эдька, слышишь? Надоело.

— Мне тоже, — кивнул я и устремился в очередной подъезд.

Раза два я и Виталька подходили к тете Поле, спрашивали, верно ли ручка медная.

— А как же! — говорила тетя Поля. — Как сейчас помню, медная.

Поиски продолжались. Виталька наконец нашел медную ручку. Прибежал к тете Поле. Пошли смотреть, но ручка оказалась не той.

Я уже твердил про себя заклинание:

Наверно, и Виталька тоже что-нибудь сочинил (я знаю, когда он ищет грибы, то что-то шепчет, но что — не говорит). И даже, может быть, сочинил это очень ловко, потому что ручку отыскал все-таки он.

Тетя Поля страшно обрадовалась.

— Касатики, — говорила она, — вот выручили! Ну заходите, кваску попьете. Нюрка такой квасок готовит!

Мы вначале отказывались, а потом зашли.

Нюрка (мы ее, конечно, стали звать тетя Нюра) оказалась похожей на свою сестру как две капли воды. Такая же маленькая, остроносенькая, с ровным пробором на голове. Была она, правда, чуть помоложе тети Поли.

— А я заждалась тебя, Поля, — сказала она, — все жданки пропали.

— Угости вот ребят кваском. — Тетя Поля положила сверток на большой стол рядом с ворохом цветной бумаги, обрезками тряпиц, ножницами и клеем. — Мои спасители.

Она принялась было рассказывать, как мы искали дверь с медной ручкой, но, увидев, что мы с удивлением посматриваем на этот стол, остановилась вдруг на полуслове и пояснила:

— Нюрка-то наша надомница. Работает, значит, дома, потому как инвалидность имеет. А цветы уж одно заглядение. Да вы сами гляньте.

Тетя Поля потащила нас к углу комнаты, где на широких полках лежала масса всевозможных цветов.

Она протягивала нам один цветок за другим и торопливо говорила:

— А это гляньте… А этот…

По-моему, цветы были неплохие, хотя я не очень-то в этом разбираюсь. Я вспомнил, что на праздники, когда идут демонстрации, у многих в руках такие цветы.

А Таня то и дело восклицала:

— Прелесть… Какая прелесть…

К нам подошла хозяйка с подносом, на котором стояли чашки, наполненные густо-коричневым квасом.

— Угощайтесь, — сказала она. — Кваску моего отведайте.

Мы с Виталькой залпом выпили по полной чашке, а Таня сделала один глоток и поставила чашку на поднос.

— Спасибо, тетя Нюра.

— Спасибо, — сказали и мы с Виталькой.

— На здоровье, милые.

— Ну как, вкусный квасок-то? — спросила тетя Поля.

— Ага, — сказали мы с Виталькой. — Вкусный.

— Прелесть, — отозвалась Таня.

— Может, еще выпьете? — предложила хозяйка.

— Спасибо, — сказала Таня, — нам нужно идти.

Но мы с Виталькой все же выпили еще по одной чашке.

Потом стали прощаться.

— Это вам. — Тетя Нюра дала нам по красной гвоздике.

— Какая милая, — проговорила Таня, рассматривая свой цветок.

Мы поблагодарили тетушек и ушли. Когда спускались по лестнице, Виталька протянул Тане гвоздику и сказал:

— Таня, возьми.

Я тоже захотел отдать ей спою гвоздику, но удержался: зачем же мне подражать Витальке?

А Таня сказала:

— На что мне такая безвкусица! Все равно сейчас выкинем.

Безвкусица? Я ушам своим не верил. Только что ведь говорила: «Какая милая». И вдруг — безвкусица!

— Точно, — согласился Виталька, — такие лишь на венки для покойников нанизывают.