Олег Тихомиров - Зеленое окно

— Я, — рассказывала бабка, — спервоначалу думала, сон вижу, когда ночью-то все зазвенело. Вот, думаю, какой сон дурной. К чаму бы звон этот окаянный? Свет не зажигаю, ляжу. Кругом все тихо. Перекрестилась, опять уснула. А утром-то проснулась, стала тапок надевать, гляжу — батюшки, на полу черепки и деньги монетками рассыпаны! Глянула на буфет-то, у меня аж тапок из рук: котики нет, а на ейном месте цветы. Ну, думаю, совсем померла. Караул кричать не могу: силы нету. Рот раскрою, как рыба, а голос не идет. Крестным знаменьем осенила себя — полегшало. Вот ведь какая напасть вышла. И к чаму бы такое?…

Лукерье кто верил, кто не верил. Большинство, конечно, не верило. А вот к чему «такое», объяснить никто не мог.

Никто, кроме меня.

Будь «такое» не букетом, а чем-то иным, я бы, пожалуй, признался бабке, сказал бы, что сорвалась рука и что кидал я не в ее окно, а в соседнее. Но «такое» было букетом, поэтому я промолчал.

На день рождения к Тане я шел со странным настроением. Мне хотелось ее увидеть, но я не знал, как она меня встретит и что скажет.

Возле двери, вместо того чтобы позвонить, я задумался. Стоит ли вообще мне идти? Вдруг она обо всем догадалась? «А, — скажет, — букетошвы-рятель! Привет тебе от бабки Лукерьи». И захлопнет дверь!

Пока я размышлял, подошел Виталька. В руке у него был маленький сверточек.

— Что, — спросил он, — не открывают? Может, дома нет.

— Звонок что-то не работает.

— Ну-ка, — сказал Виталька и нажал на кнопку.

Дзынь! — зазвенел звонок.

— Видишь, — заявил Виталька, — у меня все заработает. — И он поправил темный галстучек.

Я никогда раньше не видел Витальку в галстуке. А тут нате, вырядился! Проборчик, как на картинке в парикмахерской… Может, и мне нужно было попросить галстук у отца? Но тут же мне стало стыдно за свою минутную слабость. Что я, совсем, что ли, спятил?

Дверь открылась.

— А, мальчики! — У порога стояла Таня. — Входите, входите.

На ней было новое платье с крупными черными горошинами.

— Поздравляю тебя, — выпалил Виталька. — Желаю творческих успехов на сцене. — И он сунул ей свой сверточек.

— Поздравляю, — сказал я. — Желаю успехов… — И тут запнулся. Что сказать? Виталька, конечно, все дома продумал. А я? Ну и дурак! Каких же успехов? Если про сцену, значит, повторить, как попугай. Нет уж. Тогда каких? В учебе?? Не годится. Сейчас лето началось, зачем вспоминать про учебу? Нужно скорее хоть что-то сказать. Совсем неловко получается. Но что? — …Больших успехов в личной жизни, — бухнул я и покраснел.

— Спасибо. Проходите, ребята, в комнату.

В комнате, где уже был накрыт стол, сидели на диване Иван Денисович и Верка Рященцева.

— Здравствуйте! — поднялся нам навстречу Иван Денисович. — Молодцы, что не опоздали. Теперь, кажется, все собрались. Да, Таня?

— Да, сейчас будем садиться.

И только тут я увидел, что все еще держу в левой руке две здоровенные книжищи Уэллса.

— Куда положить? — спросил я Таню.

— Уэллс, — прочитала она, склонив голову. — Это мне?

— Ага, — сказал я и протянул ей обе книги. — Здесь про человека-невидимку и еще всякая фантастика.

— Спасибо, — сказала Таня. — Я как раз хотела о нем прочитать. — И она унесла мои книги.

Потом она развернула Виталькин сверток.

— Духи!

— Покажи, — попросила Вера. — Ой, «Красная Москва»! — Она поднесла пузырек к носу. — А какой запах! — И протянула мне, как будто я просил ее. — На, посмотри.

Я взял коробочку с духами, посмотрел, понюхал.

— Здорово, — сказал, — пахнут.

Сказал я это просто так, чтобы не обидеть девчонок. По-моему, одеколон лучше пахнет, сильнее. Я смотрел на коробочку, и мне казалось, что это та самая, которую я чуть было не купил в одном магазине. Даже царапинка слева на крышке та же. Запомнил я потому, что никак все не мог решиться — покупать их или нет? А потом подумал: ну их к аллаху! Что Танька, взрослая, что ли, такими духами душиться! Виталька еще после засмеет. И вот пожалуйста! Те же самые духи. Цирк!

Я улыбнулся и взглянул на Витальку. Он отвел глаза. Мне тогда захотелось поддразнить его.

— Виталька, — позвал я.

— Чего?

— Ты молоток, Виталька. Такие духи достал. Разбираешься.

Виталька не знал, что сказать. Он отошел к книжным полкам, стал рассматривать корешки книг. А я торжествовал. Я решил выдать ему за все.

— Наверное, в очереди долго стоял, а?

— Да нет, — промямлил Виталька, — не долго.

Я видел, что он готов был провалиться сквозь землю. По жалость во мне даже не шевельнулась.