Василий Кондрашов - Рыжий - не рыжий

Обхватив плечи и прижав локти к животу, чтобы не закатывался холод за пальто, Петька сидел на полусгнившем пеньке и хмуро смотрел на длинное ледяное поле пруда, на котором видны были присыпанные снегом бугорки льда возле пробитых ребятами лунок. Грязно-белые ручейки поземки обрывали свое заунывное шуршание возле Петькиных ног и за его спиной, и рядом, у шишковатых корневищ осокорей, мощно и прочно уходящих в землю от толстых, почти в два обхвата, стволов. Лицо Петьки было бледным и мокрым от стаявшего снега. Он сильно замерз, но это вовсе не волновало его. Простуда не берет, а отогреться у печки всегда успеет. Главное - до дна пруда добраться. Чего хочешь отдал бы за это! А уж если он достанет самолет… Весь поселок соберется на берегу, особенно деды и старушки, которые - вот чудаки! - до сих пор ждут своих сыновей с войны. Все будут спрашивать фамилию летчика… А что, может, он окажется местным! И тогда ему поставят памятник прямо в поселке, назовут улицу его именем, а в доме-музее повесят фотографии. А где-нибудь в уголке будет отмечено: «Самолет с останками летчика обнаружил и поднял со дна поселкового пруда Петр Вьюн». И все будут спрашивать: «Это чей же, не Дмитрия ли Вьюна сын?» - «Он».- «Гляди ты! А такой хулиган был! Он учится?» - «Не-ет! На заводе работает. Электромонтажником!» - «Гляди-ка!..»

Хлестко, как выстрел, сломался сук. Петька вздрогнул, поднял голову вверх и успел проследить его падение, пока тот не ударился о землю. Он снова посмотрел вверх. И вдруг сквозь паутину веток Петька как бы увидел голубое полотно ясного неба и кружащиеся в воздушном бою советские и фашистские истребители. Треск сталкивавшихся под напором ветра сучьев пулеметными очередями отстукивал в Петькиных ушах. А глазами уже схвачены седые следы снарядных трасс и жирный дым горящих фашистских самолетов. И одного нашего… Петька даже успел заметить поникшую на приборную доску голову летчика… А потом бесшумный высокий всплеск воды на пруду и красные брызги, превратившиеся в радугу.

Видение исчезло. Петька зябко клацнул зубами и прислушался. Конечно, он понимал, что ничего не услышит. И вокруг все осталось как прежде. В ветках осокорей шумно путался ветер, ледяное поле пруда и сломанный сук лежали возле его ног. И только небо, казалось, опустилось еще ниже, будто провалилось, и облака быстрее неслись куда-то далеко-далеко.

Петька поднялся на плотину, прошел по ней в конец, где она сливалась с берегом, и по бездорожью, проваливаясь, направился вдоль ручья к огородам, лежавшим ниже пруда. Он знал, он уже надумал, что будет делать, хотя и понимал - одному не справиться.

Жидкие проволочные изгороди с небрежно поставленными столбами наполовину занесены снегом. Каждый огород тянулся к ручью. Кое-где возле ручья стояли игрушечные сарайчики. В них обычно прятали лопаты, мотыги, ведра и прочее, без чего не обойтись на огороде. Некоторые и забор дощатый поставили, и сараи попросторней, где и хозяевам от солнца спрятаться можно.

Вот и огород деда Авдея. У него тоже сарайчик стоит, к ручью прижался. Петька с сожалением погладил доски - не устоит. И другие не устоят. В этом он не сомневался. Выходит, бросать все надо, забыть о летчике. Забыть? Почему забыть? Из-за того, что здесь эти гнилушки стоят? Из-за того, что его в милицию потащат и многие будут кричать ему в спину «хулиган!»?

Петька с яростным отрицанием закрутил головой. Нет! Многие - не будут! Многие - поймут! И потом он слышал как-то, отец говорил или еще кто: огороды в этом году сажать здесь больше не разрешат. Будто бы городской парк начнут разбивать и стадион строить. А что? Для парка лучше места и не придумать. Только из города далеко ездить. Замучаешься, пока доберешься. Разве дорогу хорошую построят и большие автобусы по ней пустят. Да и город растет. Отец рассказывал: еще лет десять назад город в бинокль было не углядеть, а теперь и без бинокля видно. А если еще через десять лет? О-го-го! Тогда и автобусы кое-кому без надобности будут. Вышел из девятиэтажного, а вот он и парк, и пруд, в котором Петька самолет нашел…

После работы Петька встретился с Эллой. В кино на восьмичасовой сеанс они билеты не достали, пришлось идти на десятичасовой. Элла страшно переживала, а потом немного успокоилась, ее развеселила английская кинокомедия «Мистер Питкин в больнице». И все же, когда он прощался с ней возле ее дома, видно было, как переживала она, что задержалась на улице, не предупредив родителей.