Василий Кондрашов - Рыжий - не рыжий

Люба скосила глаза в сторону, заколебалась на секунду и затем ловко подставила голову под работающий как поршень локоть долговязого парня. Удар пришелся в затылок. Люба тотчас остановилась и закрыла лицо руками, украдкой наблюдая за Андреем. Андрей молча смотрел на Любу. Смотрел на нее и долговязый, часто моргая подслеповатыми, близорукими глазами, и виновато повторял:

- Извините, пожалуйста! Так много народа… Извините…

А Андрей все молчал и растерянно смотрел то на Любу, то на парня. Наконец Люба медленно отняла руки от лица, вспыхнула негодующе и выкрикнула Андрею:

- Трус! Жалкий трусишка! - Круто повернулась, гордо тряхнула длинными, до плеч, волосами и направилась к выходу.

Андрей ничего не ответил и отошел к окну, чтобы посмотреть, куда и с кем пойдет Люба. Он так и не увидел ее: вероятно, она прошла в другую сторону.

Домой он возвращался один. И надо же сказать такое: «Трус!» А если бы он ударил того парня, ушла бы Люба? Возможно, и не ушла бы. Но за что бить его?

Андрей уже почти дошел до дома, когда решил вдруг проведать мать, зайти к ней на работу. Он представил ее с метелкой на тускло освещенных железнодорожных стрелках, одинокую и маленькую, и, конечно, с мыслями о нем, и ему стало страшно, когда представил, как мимо нее на зеленый огонек светофора, не сбавляя скорости, прогрохочет, рождая ветер, тяжелый товарняк, и ей не устоять рядом: захлестнет тугой струей, как веревкой, и швырнет под колеса. Андрей невольно ускорил шаг, затем побежал, часто спотыкаясь в темноте о затвердевшие гребни снега.

Он знал все закоулки на окраине рабочего поселка и не сомневался, что безошибочно выйдет на выходные стрелки или на будку. Скоро уже должны прорезаться в темноте зеленые или красные огни светофоров. Он только успел подумать об этом, как увидел их: сначала один красный, потом еще и еще - значит, станция забита товарняками. Андрей перепрыгнул через сливной ров, нога скользнула по шпале, и он неожиданно упал на щебень, услышав откуда-то ближе к красному светофору:

- Кто тут? По путям ходить нельзя!

- Это я, мам,- поднимаясь с земли и отряхивая куртку, ответил Андрей и добавил, оправдываясь: - Скользко здесь. Не пришла еще сменщица?

- Не пришла. Дома у нее что-то.

- Метелка у тебя, мать, совсем жиденькая. Я нарежу завтра новых прутьев.

- Нарежь, сынок. Последняя метелка-то пообтрепалась вся, а на складе нет.

- Я с утра пойду, как светать начнет,- осторожно сказал Андрей, вслушиваясь в зачастившее после его слов дыхание матери.

Она ответила не сразу. Андрей не видел ее глаз, хотя она и смотрела на него, и, как показалось ему, смотрела очень долго, все еще не решаясь сказать главное. Ведь завтра утром он мог бы идти в школу и никто бы там не напомнил ему о взятой накануне справке, что он учится в девятом классе.

- Иди… с утра, сынок.

- Тебе помочь?

- Я управлюсь. Все уже повыметено, повычищено, а заносы кончились. Вот гляжу, как бы не заронилось чего, стрелку бы не заклинило,- неторопливо говорила мать, и Андрей почувствовал в ее успокаивающемся голосе доверчивую надежду, что он не подведет. И было немножко жутко от мысли, что все решилось так просто: будто кто-то по его желанию передвинул стрелки и без всякого удивления сказал: «Хочешь в эту сторону? Кати!» А в «этой стороне» было все ново и неизвестно, и. «катить» еще не представлялось как.- Ты иди, сынок. Светка небось от страха в одеяло с головой прячется.

Андрей не стал петлять по закоулкам пристанционных построек и пошел между двумя составами - так короче и надежней. Услышав во второй раз предупреждающий голос матери: «Поосторожней, сынок! Скорый на подходе!» - он оглянулся, но уже не смог различить в темноте ее маленькую фигуру, даже зеленый огонек светофора заслонился густым туманом.

Андрей шагал, едва не касаясь плечом товарных вагонов. В тишине сыпуче шуршала мелкая щебенка. Ему нравилось, как мимо него медленно проплывала неподвижная гора вагонов или округлые бока нефтеналивной цистерны. А вот открытая платформа, плотно заставленная контейнерами. На одном из них то ли высоко задранная доска, то ли кусок жести, оторвавшийся от крыши. Андрей уже хотел поймать в темноте силуэт следующего вагона, как вдруг непонятный предмет на крыше исчез, и не было слышно ни звука, ни шороха. Это показалось несколько странным. Неужели человек? Тогда почему он на крыше? Зайцами удобней добираться в тамбурах: и теплей и безопасней.