Василий Кондрашов - Рыжий - не рыжий

- Эх, Викторовна! Опять я к тебе пришел! - пробасил Федор, идя за ней в кухню, со стуком опустил на стол поллитровку «Экстры».- Больше года уж хожу. Плачь не плачь - не вернешь…- Погорелов сглотнул слюну и продолжал:-А я вижу - идешь. Ну как не заглянуть? Скучаю я по тебе. Ты, Нинка, баба что надо. Без мужика тебе никак нельзя… Выпьем, что ль, по махонькой? Я сёдни себе выходной прописал,- и хохотнул, радуясь, что смог обойти кого-то и увильнуть от работы.- Сообрази^ка стакан и луковку.

Нина Викторовна со скрытой досадой достала стакан и луковицу и села в стороне на край стула. Скрытная, немногословная, она еще при жизни мужа невзлюбила Федора, но встречала каждый его приход с бутылкой молчаливо и почти безропотно.

Погорелов с присказкой «Ну, будем» в два глотка опорожнил стакан, крякнул и шумно потянул носом. Крупная луковица захрустела у него на зубах.

- А что, Нинка,- пьянея, смелее заговорил Федор,- твое дело вдовье, не пригласишь ли меня попозже ночью двумя-тремя словами переброситься? Оно ночью-то сподручней для разговоров разных.

- Отчего попозже? Можно и сейчас.- Нина Викторовна оглянулась, закрыта ли дверь в зал, и пододвинулась к столу.- Чего откладывать,- устало проговорила она, уже не в силах скрывать неприязнь, тем более что все мысли сейчас были о сыне.

Почти со дня смерти мужа Федор Погорелов не давал ей покоя. Часто в ночную смену видела она его одинокую, горой надвигающуюся из темноты сутуловатую фигуру. Обычно хмельной подойдет, усядется на рельс и курит, курит. Тоже ведь не сладко бобылье житье. Как умерла жена, уж без малого три года прошло, опустился Федор, размяк, на подолы бабьи стал поглядывать, шалея от хмельной одури. К Нине Викторовне он относился особенно, с уважением и даже с некоторой робостью. При встрече с ней, пытаясь заговорить, но чувствуя с ее стороны холодок, безропотно уходил восвояси, если, конечно, не был пьян. Видно, чем-то запала она в его заскорузлую душу, но поставила перед ним невидимый барьер, который он не решался переступить. Нередко заглядывал Погорелов и в дом Самариных, но из-за настороженного к нему отношения Андрея обычно долго не задерживался, боялся, как бы Нина Викторовна не запретила ему приходить.

- Ну, что ты злишься на меня? - продолжал Погорелов.- Что Пашка погиб, а я живой? Может, и меня завтра вагоном шибанет, колесом хребет переедет. Так что ж теперь?

- И шибанет, Федор. Слабый ты. Водкой горя не зальешь, а новое нажить легче.

- Зальешь - не зальешь, а оно как-то на время спокойней на душе. Одиночество, холод домашний забываются. По неделям ведь не топлю.

- Какого еще тебе спокойствия надо? Или у тебя семеро по лавкам за полу тянут, или угла своего нет? И при заработке.

- А что угол без хозяйки? Отсырел уголок…- Погорелов налил второй стакан, выпил залпом, и тяжелая голова закачалась на шее. К закуске он не притронулся.

Отходчиво бабье сердце. И Нина Викторовна с острой жалостью почувствовала что-то общее между собой и Погореловым.

- Эх, Нинка! - И жесткая ладонь Погорелова как бы невзначай легла на колено Нины Викторовны.- С такой бабой, как ты, всю бы жизнь свою перепрокинул! А одному-то как оно!..- Погорелов неуверенно встал за спиной Нины Викторовны и неловко обнял ее за плечи.- Дом продам, хозяйством одним заживем. Хошь - ко мне переберемся…

Нина Викторовна встала и вяло отстранила Погорелова.

- Андрей школу бросил…

- Не пропадет. Не всем институты кончать. Ты о себе подумай. Года, как ветер… Бабий век короток. Не успеешь оглянуться, а он и кончился. Кому нужна-то будешь! - И так крепко сжал руку Нины Викторовны, что та невольно охнула.

- Пусти, Федор! Пусти!

Но Погорелов лишь на секунду разжал пальцы, пытаясь левой рукой обнять Нину Викторовну.

- Уходи, Федор! - выкрикнула Нина Викторовна, безуспешно стараясь вырваться из грубого объятия Погорелова.- Уходи!

- А ну, отваливай отсюда! - пригрозил вбежавший на кухню Андрей. В его руках рогатился ухват.

- Но-но! - отступая боком к двери и нащупывая правой рукой шапку на вешалке, будто предупреждая, проговорил Федор.- Не испугаешь! А у матери тоже одна жизнь! - И Погорелов вышел, на прощание презрительно глянув на Андрея.

Через несколько минут Нина Викторовна, сказав сыну, что сегодня на четыре часа задержится на дежурстве, тоже ушла. Андрей бросился на диван и закрыл лицо руками, а в ушах все продолжал рокотать голос Погорелова: «А у матери тоже одна жизнь».

Уже поздно вечером, уложив Светку спать и оставив в кухне непогашенным свет, чтобы, если проснется, не испугалась в темноте, Андрей надел поношенную куртку с пятнами машинного масла на рукавах и вышел на улицу, закрыв дом на замок. Он еще не знал, куда пойдет, но одному оставаться в доме не хотелось, появилось смутное желание с кем-то поговорить, посоветоваться, хотя и знал - такого человека после отца не существует. К тому же до сих пор не решил, куда пойти на работу.