Владимир Беляев - Дом с привидениями

– Может, ты все-таки пообедаешь?

– Я не хочу, тато. Я уже обедал.

– Где же ты мог обедать, Василь? – спросил отец, улыбаясь. – В каком таком ресторане?

– И совсем не в ресторане. Я у… Петьки Маремухи обедал…

– Ну, невелика беда. Пообедаешь еще раз. Пойдем, – сказал отец.

Когда мы уходили, я слышал, как Лазарев сказал Марущаку:

– Итак, договорились – после занятий?

– Приходите обязательно. Будем ждать! – ответил Марущак.

«Зачем я ему нужен? – медленно шагая вслед за отцом по траве, думал я. – То молчал-молчал и укорял меня, а теперь нежности пошли – обедать позвал. Нужна мне его нежность!»

Широкая спина отца с выступающими лопатками покачивалась в такт движению, край белой рубашки был запачкан типографской краской.

– Между прочим, Василь, – сказал отец, оборачиваясь, – меня интересует: в какое время ты успел пообедать со своим Петькой? Я недавно проходил по Заречью и зашел к ним. А Петька говорит: «Почему, скажите, Василь не заходит ко мне? У меня дело к нему есть». Ты бы зашел, Василь.

Отец снова припер меня к стене.

– Молодой человек! Молодой человек! – послышалось сзади. Нас догонял Марущак. – Товарищ Манджура, – спросил он у отца, – ничего, если я твоего хлопца задержу?

– Только недолго, а то и так его обед уже простыл, – разрешил отец и направился к лестнице флигеля.

И только он скрылся во флигеле, Марущак спросил:

– Василь, кто тебе рассказывал о привидениях?

– А что?

– Да ты не бойся, мне просто интересно.

– Маремуха говорил…

– Он твой приятель или как?

– Приятель.

– А ты не можешь у него порасспросить, от кого он это слыхал? Только, знаешь, осторожненько так, между прочим.

– Могу.

– Только не налетай особенно, пусть сам все расскажет. Понятно? Значит, расспросишь?

– Расспрошу.

– Ну и ладно. Валяй тогда обедай!

За обедом, поедая чуть теплый густой гороховый суп, я все никак не мог догадаться: знает тетка, куда делись ложки, или нет? Пока я обедал, отец, сняв покрывало, улегся на кровать и взял газету. Он читал газету, шурша газетными листками, и за все время не проронил ни одного слова. Тетка тоже молчала. Не то они повздорили, не то вдвоем рассердились на меня. Так и не поняв ничего, я доел сладкую пшенную кашу с холодным молоком и потихоньку вышел на крыльцо.

Из окон курсантского общежития доносилась веселая песня:

Как я завидовал сейчас курсантам! Я завидовал тому, что они старше меня, я завидовал их веселью. Ну почему я не родился лет на семь раньше! И с петлюровцами мне бы удалось повоевать, и, может, меня где-нибудь ранили бы в бою, и был бы я, наверное, комсомольцем. А так что?

В эту минуту на дереве запел скворец.

Как только мы переехали сюда, я заметил, что под крышей флигеля свили себе гнездо скворцы. Они изредка залетали туда, юркие, рябенькие, с темно-синим отливом. А недавно я уже слышал писк птенцов. С каждым днем птицы пищали все громче; когда подлетал к гнезду старый скворец, они высовывали из дыры в стене желтые клювы, и каждый из них норовил первым ухватить принесенного червяка. Целыми днями из-под крыши слышался громкий писк: лишь к вечеру, когда солнце скрывалось за кладбищем, накормленные досыта птенцы затихали, а довольные и усталые старики-скворцы взлетали на соседнюю акацию и начинали петь. Вот и сейчас какой-то из них затянул свою вечернюю песню. Сквозь редкую листву акаций я видел черную грудку птицы, задранный кверху тоненький и дрожащий его клюв. Скворец то передразнивал иволгу, то запевал соловьем, то свистал, как чиж, то чирикал совсем по-воробьиному. Он пел все громче и надрывистее, стараясь перекричать голоса курсантов. Я загляделся на скворца и не заметил, как ко мне подбежал Петька Маремуха. Он запыхался и покраснел.

– Я… меня не пускали к тебе… Насилу уговорил… часового… Давай…

Я глядел на Петьку и ничего не понимал.

– Давай… побежали.

– Куда?

– Ты ничего не знаешь?.. Побежали…

– Да куда, скажи?..

– Борцы приехали! – выпалил Петька.

Этих слов было достаточно, чтобы я, забыв обо всем, побежал за Петькой на улицу.

Уже за воротами Петька на ходу бросил:

– Я не знаю, когда начало. Может, в десять, а может, в девять. Но если в девять часов, тогда опоздали.

– А где борются?

– В клубе совторгслужащих.

– Много?

– Ой, много!.. И Али-Бурхан… И Дадико Барзашвили… Все…