Владимир Беляев - Дом с привидениями

– Штук десять осталось.

– Плохо. Запасайся еще. Их, верно, трудно достать?

– Чего ж трудно? От браунинга второго номера свободно подходят.

– Правда? – удивился Марущак. – Тогда хорошо. Я эту систему не встречал еще. Немецкая, видно. За-у-эр! – сказал он медленно. – Ну да, немецкая.

– Я его у одного хлопца на голубей выменял. А тот хлопец, когда немцы с Украины убегали, его на улице возле семинарии нашел. Видно, обронил со страху какой-нибудь немец…

– Может, обронил, а может, выбросил, чтоб легче было удочки сматывать, – согласился Марущак.

– Товарищ Марущак! – спросил я осторожно. – А если я в комсомол поступлю, мне разрешат его в кобуре носить?

– А чего ж! Будешь комсомольцем, запишут в твою чоновскую карточку номер – и все.

Помолчав, Марущак с улыбкой спросил меня:

– Обиделся на меня давеча?

– Чего?

– Ну, чего! За то, что с собрания тебя попросили?

– Ну… пустяки…

– Ты, брат, не обижайся… Дружба дружбой, а табачок врозь. Сам понимать должен. Мало ли…

– Я понимаю.

– Понимаешь – значит, молодец!

И не успел я опомниться от похвал Марущака, как он спросил:

– Ты давно в этом городе живешь?

– С шестнадцатого года.

– Сюда, к нам, недавно переехал?

– Недавно.

– А раньше ничего не слыхал про этот дом?

– Один хлопец брехал мне, что здесь будто бы привидения, но я ему не верю. Еще наш директор трудшколы Валериан Дмитриевич Лазарев рассказывал нам, что никаких привидений на свете нет, что все это чепуха.

И я подробно рассказал Марущаку о нашем любимом историке.

Марущак выслушал меня очень внимательно, а потом спросил:

– Видно, Лазарев ваш очень ученый человек?

– Ну, спрашиваете! Он все знает. Где какая башня, кто ее построил, в каком году. А про Старую крепость сколько он нам всего порассказывал… А про Устина Кармелюка!..

– Вот бы свел ты меня к нему! Я люблю про старину слушать! – сказал Марущак.

– Хотите, правда? Так давайте пойдем.

– Ну и прекрасно. Он далеко живет?

– Не очень. Возле Кишиневской, там, где клуб комсомольский.

– Завтра пойдем?

– Пойдем! – охотно согласился я.

Мне стало радостно, что я приведу к Лазареву Марущака, этого рослого, плечистого курсанта в военной форме. Пусть Лазарев увидит, какие теперь у меня приятели. Это не какой-нибудь Петька Маремуха. Это Марущак. Он Петлюру бил.

Я понял, что пропажа ложек обнаружена, как только Марья Афанасьевна появилась у меня в кухне. Она зашла внезапно, сильно толкнув дверь, сердитая и озабоченная. Я едва успел сунуть в карман скользкий, блестящий зауэр; как раз перед этим я разбирал и смазывал его оружейным маслом.

Тетка подошла к плите и открыла духовку. Она засунула туда руку и с грохотом выдвинула на жестяную дверцу все мои инструменты. Я с тревогой следил за ее движениями, а потом не удержался и спросил:

– Что вам надо, тетя? Что вы ищете?

Тетка затолкнула обратно в духовку инструменты и громко захлопнула дверцу. Она сдернула с плиты бумагу и, отодвинув пальцем в сторону чугунные конфорки, заглянула внутрь.

– Что вы ищете? – повторил я.

– Ты не брал ложек, Василь? – спросила тетка. Голос у нее был расстроенный, жалобный.

– Каких ложек?

– Да тех, серебряных.

Я молча покачал головой. Смалодушничал. И как я ругал себя потом за это! Ведь проще всего было сознаться, и никакого шума не было бы.

– Понимаешь, пропали ложки, – продолжала тетка. – Три есть, а остальных нет. Я думала – может, у тебя случайно.

– Зачем мне ложки, тетя? – сказал я как можно спокойнее.

Она поверила и ушла. Совестно да и незачем было заходить в комнаты к родным. Я оставался в кухне. Я хорошо себе представлял, как тетка роется в сундуке, в десятый раз выдвигает все ящики буфета, заглядывает под кровати. Ложки были ей очень дороги. Самая ценная вещь в нашей семье. Я знал это, но пойти и признаться тетке у меня не хватило силы.

А погодя, когда затих в комнатах грохот ящиков, ко мне вошел отец. Я знал, что он зайдет, и приготовился к этому, но было очень тяжело выдержать первый его взгляд.

Войдя, отец плотно закрыл за собой дверь и сел на табуретку посреди комнаты.

– Василь!

– Что, тато?

– Давай поговорим с тобой, как товарищи. Скажи, ты взял ложки?

– Не брал, тато! – сказал я, колеблясь.

– Правда, не брал?

– Правда!

– Ну, а кто ж их взял?

– А я знаю? Может, украли.

– Кто мог их украсть, как ты думаешь?

– А я знаю? Может, чужой кто… Нищий.

– Василь, ты же знаешь, что нищие сюда не заходят: часовой нищего не пустит.