Алексей Мусатов: На семи ветрах

«А вот ребятам здесь бы не след быть. Особенно Татьяне, — подумал Фонарёв. — Ещё наслушается всякого…»

Он приподнялся и шагнул к школьникам.

— Шли бы вы по домам… Здесь вам не кино.

— Вот и я говорю… духота здесь, жарища. Лучше на улице погулять… — обрадовался Димка, беспокойно косясь на Таню.

— Нет, мы останемся… надо нам. — Таня упрямо тряхнула головой и удержала Диму за руку.

— Пусть остаются, — сказал Григорий Иванович. — Наш разговор их тоже касается.

С недовольным видом Фонарёв вернулся к столу.

Первым разговор начал Григорий Иванович. Он напомнил, что комиссия опросила шофёра Клепикова, бухгалтера, колхозницу Василису Канавину, но все они упорно стояли на своём — суперфосфат был вовремя внесён под зяблевую вспашку.

Выяснила так же комиссия, кто из трактористов должён был осенью запахивать удобрения. Но этих трактористов в колхозе сейчас нет, они служат в армии. Пришлось написать им письма. Но то ли письма не дошли, то ли ещё почему, но ответы до сих пор не получены.

— Словом, положение создалось довольно сложное, — признался Григорий Иванович. — Все свидетели в один голос Фонарёва защищают. То ли он людей запугал, то ли они сами сор из избы выносить не желают… Но спасибо, что Варвара Степановна со школьниками помогла распутать этот клубок. По просьбе нашей комиссии она науку на помощь призвала, химию…

И Григорий Иванович рассказал про анализы почвы, которые лучше всяких живых свидетелей подтверждают, что суперфосфат на поле третьей бригады осенью не вносился.

— Всё это байки для деточек, — небрежно отмахнулся Фонарёв. — Надо же учительнице как-нибудь выкручиваться после того, как она в лужу села. Подумаешь, анализы придумала, химию! А кто знает, с какого она поля пробы брала? Да и наши доморощенные химики-лаборанты не велики специалисты. Попробуй разберись, чего они там наплели…

Григорий Иванович переглянулся с членами правления:

— Между прочим, Кузьма Егорович, мы словно в воду глядели и предугадали все ваши возражения. Так вот, довожу до общего сведения: пробы почвы ребята брали в присутствии членов комиссии. И только с поля третьей бригады. А анализы школьников были нами посланы на проверку в районную агрохимлабораторию. И вот вчера оттуда получен ответ — анализы сделаны по всем правилам. — Он достал из папки лист бумаги и передал его членам правления.

Бумажка пошла по рукам. Все обернулись к председателю.

— На бумаге чего не напишут!.. Она всё стерпит, — осклабился Фонарёв. — А у меня живые свидетели есть… Их со счётов не сбросишь. Вот хоть Семёна Клепикова спросите, Ивана Лукича…

— Спроси их, спроси, — хохотнул кто-то от порога.

Фонарёв приподнялся и поискал глазами в толпе — действительно, ни шофёра, ни бухгалтера в правлении уже не было.

— Тогда пусть хоть он правду скажет, — сказала Таня, — выталкивая вперёд Диму Клепикова. — Ну же, смелей. Ты же видел, как удобрения в овраг сваливали… Сам мне говорил об этом.

— Давай, Клепиков! — подзадорил его Федя.

Дима воровато оглянулся и вдруг, ожесточённо работая локтями, полез через толпу.

— Ничего я не знаю! Отстаньте! Пустите меня!

Наконец он исчез за дверью.

— Нет у тебя, Фонарёв, больше свидетелей! — крикнули из задних рядов. — Смотались они, как чёрт от ладана.

— Ты бы бросал в прятки играть. Заврался, так уж не петляй, признавайся по совести!

— Но это, граждане, не всё, — выждав, когда затихнет шум, продолжал Григорий Иванович. — Наша комиссия ещё одно неприятное дело обнаружила. Почище, чем с удобрениями. Но об этом пусть другие расскажут… — И он кивнул инструктору райкома партии и Прохору Стрешневу.

Те посмотрели друг на друга, словно спрашивая, кто из них первый должен выступить.

— Чего уж там, докладывайте, — вполголоса сказал Прохор Михайлович. — Вы же всё своими глазами видели, своими ногами поля исходили.

Поднявшись из-за стола, инструктор рассказал, как в райком партии поступил сигнал от родниковских коммунистов о том, что в их колхозе умышленно запускали пахотные земли.

— Мне пришлось выехать в ваш колхоз. С членами вашей комиссии мы обошли все поля, перерыли в бухгалтерии документы, опросили людей. И вот что мы обнаружили. По нерадению хозяев запустили не только Ерёмину пустошь, но оказались заброшенными ещё двести гектаров хорошей пахотной земли. Со временем они превратились в пустыри и были списаны из планов посевных площадей. Не так ли, товарищ Фонарёв?