Сергей Антонов - Колючий подарок

— Не знаю…

— И я не знаю, — с сожалением признался мальчик.

Давно у Васи рассеялись страхи, стало как-то необыкновенно уютно от присутствия среди этой ночи небольшого мальчика с книгой в руках, толкующего ему тайны Вселенной.

— Ну, мне надо идти, — поднялся Вася. — Значит, направо?

— Направо.

— Спасибо!

— Пожалуйста…

Вася отошёл несколько метров, остановился и вдруг вернулся.

— Послушай, — спросил он мальчика с веснушками, — а вдруг и правда к нам с Марса кто-нибудь прилетит?

— А-а-а… — протянул мальчик. — Как тебе сказать… Всё может быть… Может, кто-нибудь к нам уже и прилетел, а мы не знаем… Вот я и смотрю… Ты не веришь?

— Всё может быть… — согласился Вася.

— Вот в том-то и дело, всё может быть. Я уже многих спрашивал.

— Ну и что, не с Марса?

— Нет.

— Не нашёл ни одного?

— Ни одного… Но я всё равно буду спрашивать. Может быть, на сто тридцатый раз и найду. Ты понимаешь? Найду. Спрошу, а он мне ответит: «Абдурахам титанау трахомба».

— Что это?

— Здравствуй, мол, дорогой друг! Ты знаешь, эти молнии… Вот что на небе… Мы смотрим и не догадываемся. Молнии и молнии… А вдруг они — тоже знаки?

— Чьи? — спросил Вася.

— Как чьи? — Мальчик в веснушках понизил голос. — Конечно, их знаки. Или вот расплавленное стекло в пустынях Африки. Откуда? Они прилетали к нам.

— Не знаю, — сказал Вася. — Но ты всё-таки спрашивай.

— Я и спрашиваю…

— Ну, прощай!..

— До свидания!

Вася быстро пошёл: не случилось бы чего с подводой, пока он тут беседовал у костра. Ведь всё может быть…

Он одолел уже, пожалуй, полпути, когда услышал крики:

— Ва-ася-а-а! Ва-ася-а-а!

Это кричали Владимир Иванович, Толик и, наверное, другие, обнаружившие его исчезновение и, судя по всему, вернувшиеся назад.

— Я тут! — отозвался Вася. — Сейчас.

Он оглянулся назад, на костёр, у которого по-прежнему с книгой в руках сидел веснушчатый, с оттопыренными ушами мальчик, казалось, один со своими увлекательными догадками и мечтами, один на этой тёмной, спящей земле, — оглянулся и побежал к своим.

Писатели приехали в пионерский лагерь встретиться с ребятами, почитать им свои рассказы и стихи. Приехал и я.

Когда читал свой рассказ, я всё поглядывал на вожатого: он казался мне очень знакомым. Да и вожатый как-то по-особенному стал посматривать на меня.

Я читал и думал: «Алексей… Наверное, Алексей…» Один раз я даже сбился и прочёл не то, что надо. «Неужели всё-таки Алексей?»

В далёком, незабываемом детстве дружил я с таким мальчиком — Алексеем.

Когда кончил читать, был уверен: он!

Так я нашёл давно потерянного из виду товарища.

После встречи с ребятами и обеда мы с Алексеем отправились в лес. Алексей Иванович рассказывал о себе, я — о себе.

В ту пору, после засушливых недель, часто шли дожди, и в лесу было так много грибов, что собирали только белые.

Алексей Иванович аккуратно срéзал крепкий боровичок и сказал:

— Помню я этот лес… Помню, как с дедом за грибами ходили… Давно, ещё в войну…

— Что-нибудь случилось здесь?

— Случилось… И ещё что!

— Тогда рассказывай!

— А ты не спешишь? Никуда не опаздываешь?

— Нет-нет!

Мы долго ходили, и Алексей Иванович рассказал мне эпизод из детских лет.

Приводя его здесь, я почти ничего не изменил в нём.

В лесу ещё было сыро. Мох, и без того всегда влажный, сейчас был пропитан водой. Стоило ступить на него, как слышалось сочное причмокивание и вслед за тем около ноги проступала вода.

Трава лужаек, перелесков и лесных прогалин была усеяна бусинками росы; маленькие капельки воды, непонятно как державшиеся на зыбкой траве и цветах, на провисавшей паутине, казалось, отражали кучевые облака, голубое небо, верхушки деревьев. Жалко было ступать по нежной траве, ссыпая на землю чистые, хрустально-прозрачные капельки росы, от которых так и ждёшь, что они тихо-тихо зазвенят серебряным звоном.

Пахло прелым деревом и ещё чем-то тёплым, казалось, всходившим на дрожжах не то тестом, не то блинами.

Лес был густой и тёмный, но не страшный, быть может, потому, что здесь пахло такими вкусными и домашними вещами. В нём не страшно быть вдвоём даже сейчас, когда линия фронта почти вплотную подошла к лесу. Недалеко от села, под Белыми Берегами, были разбиты немцы. Обезумевшие от огня артиллерии, оставшиеся в живых одиночки и группки — всё, что осталось от четырёх вражеских подразделений, — бродили по окрестностям. Некоторые сдавались, другие — отпетые фашисты — упорно скрывались.