Михаил Демиденко: Следы ведут дальше, или полпузырька философского камня

Оказывается, он и не слышал сроду такого слова. Вот я обрадовался! Не будет больше говорить разные непонятные слова: «абсурд», «парадокс»… Оказывается, я тоже знаю слово, которое он не знает.

— Ты неправильно произносишь, — поправил Ромка. — Нужно говорить химия. Ещё есть астрономия, тригонометрия…

— Химия, химия, — я даже засмеялся. — Я тебе про тайную науку алхимию говорю, а ты мне про то, что все знают.

— Что же такое алхимия? — заинтересовался Ромка.

Ну, я и начал ему объяснять:

— Давным-давно, когда нас с тобой не было, в подвалах рыцарских замков жили учёные. Тогда ещё не изобрели электричества, воевали саблями, и учёных было мало… У них были бороды до колен. Их называли алхимиками, потому что они варили философский камень, и за это рыцари их пытали. В общем, здорово интересная наука!

— Ну? Они варили, их… пытали? — не поверил Ромка. Он даже заикаться стал от удивления.

— Ещё как пытали… По заправде. Огнём и специальными щипцами.

— За что их пытали?

— За камень.

— Какой камень?

— Философский… Микстура такая. Ценная вещь!

— Микстура… Почему же камень?

— Не догадываешься?

— Не… Микстура жидкая, камень твёрдый.

— Варили микстуру; когда она застывала, превращалась в камень. Соображать нужно. Вроде смолы.

— Понятно, — Ромка смотрел на меня во все глаза. — За что же тогда пытали учёных?

— Их пытали, чтоб они выдали секрет.

Тут я замолчал и прислушался.

— Какой секрет?

Я обернулся, посмотрел: никто нас не подслушивал. Оглянулся я, конечно, нарочно, в этом не я виноват, а виновато слово «секрет» — какой же может быть секрет, если про него говорить и не оглядываться!

— Какой секрет? — волновался Ромка. — Какой? Скажи!

Я помолчал, потом вздохнул и сказал:

— Нельзя! Это тайна!

— Скажи, Коля, — просил Ромка. — Я не проболтаюсь, честное пионерское! Я умею тайну хранить.

— Это очень важный секрет!

— Честное пионерское, никому не скажу!

— Если этим философским камнем помазать любую железку, она сразу превратится в золото, — сказал я.

Ромка не поверил. А я не люблю, когда мне не верят. Поэтому я продолжал рассказывать:

— Представляешь, что бы было, если бы принесли такой камень в наш класс? Чтобы насобирать тонну металлолома, таскаешь, таскаешь железо… А тут помазал — и целый золотой рельс или старая золотая кровать. Сдал в утильсырьё — денег больше всех насобирал. Красота! Про тебя в «Пионерской правде» напишут. Помазал батарею парового отопления, и она золотая! Водосточную трубу, крыло у автомашины, решётку в саду, замок на лодке, крючок на удочке… Вот бы все удивились! Откуда столько золота? Стали бы спрашивать: «Кто нам золотой письменный ящик повесил на калитку?»

Ромка почесал спину — она очень чесалась от воды и прошлогоднего трухлявого сена.

— Хочешь сварим философский камень? — предложил я. Просто так сказал, понарошке.

— Давай! — вдруг согласился Ромка. Кто его просил соглашаться? Если бы он не поверил мне, как все ребята в школе, то ничего бы и не произошло, что произошло с нами дальше.

— Давай, — повторил я.

Я без радости сказал «давай», не мог же я сказать «не давай», если сам первый сказал «давай».

— Как варить? — торопил Ромка.

— Обыкновенно, — соображал я. — Нужно ведёрко. Ладно, в следующий раз сварим. Ты лекарства оставь, спрячем, завтра сварим. И ведёрка нет…

— Есть! — Ромка достал из-под козлиной шкуры ведёрко, которым детишки играют в песочек.

— Воды нет, — сказал я.

— Сейчас принесу.

Ромка побежал к реке и принёс ведёрко воды. Пришлось ставить за сараем два кирпича, огонь раскладывать, маленький огонь, потому что после встречи с пожарниками не хотелось, чтоб ещё кто-нибудь закричал: «Пожар!».

Вначале я высыпал в воду марганцовки, чтоб вода продезинфицировалась. Я-то знал, что ничего с философским камнем не получится, потому что такого камня на свете не существует, но сознаться я не мог, не мог сказать правду, сам не знаю почему, такой у меня характер.

Когда вода продезинфицировалась до того, что закипела, я бросил пять таблеток какого-то пургена, потом вылил пузырёк валерьянки, чтоб успокоить пузырьки, затем стал валить всё без разбора.