Елена Верейская: Сюрприз

На весенние каникулы мама отправила Севу и Мишу к своей сестре — тёте Любе, работавшей бухгалтером в большом совхозе.

На маленькой станции их встретила сама тётя Люба. Уже спустились сумерки, в зеленоватом весеннем небе висел тоненький серпик молодого месяца. Тётя Люба усадила мальчиков в широкие розвальни, укутала обоих вместе огромным тулупом, сама уселась в передок саней, дёрнула вожжами, и сани понеслись по звонкой, хрусткой дороге.

После нескольких часов езды в душном вагоне ребят сразу разморило на свежем, упругом весеннем воздухе. Миша задремал, уткнувшись головой в севины колени, а Сева таращил глаза, оглядываясь по сторонам, но не видел ничего, кроме белесоватой мглы, еле освещённой месяцем. Он едва успевал отвечать на расспросы тёти Любы: и как мама, и как папа, и сколько у каждого из братьев в третьей четверти пятёрок.

Потом стала рассказывать тётя Люба.

— А у нас посевная кампания началась, — говорила она, — работы у всех выше горла. Сегодня, до того как ехать за вами, я с утра помогала навоз возить. Завтра начнём пораньше, — надеемся последний вывезти, а то того и гляди — дорога рухнет.

— Почему же навоз?! — удивился Сева. — Разве ты, тётя Люба, не бухгалтер?

Тётя Люба засмеялась:

— Бухгалтер-то бухгалтер, да разве я за своими книгами усижу, когда весна такая ранняя сразу налетела? Сейчас каждая минута дорога.

— Ну, так и мы будем помогать! — весело воскликнул Сева.

— А вы отоспитесь хорошенько, отдохните, погуляйте, а там видно будет. Ну, вот мы и приехали!

Спустя несколько минут мальчики, наскоро поужинав, крепко спали на мягких душистых сенниках в жарко натопленной комнате.

Проснулись они поздно. В доме было тихо. Все давно ушли на работу. На столе стоял приготовленный для них завтрак.

Через несколько минут, дожёвывая на ходу ржаные лепёшки, мальчики выскочили из дому и остановились на крылечке, ослеплённые солнечным блеском, оглушённые неистовым птичьим гамом. Высокое солнце било прямо в глаза и грело, почти как летом. На широкой проталине возле крыльца прыгали, взлетали, дрались воробьи, из лесу доносился дружный крик грачей, а где-то за домом, не умолкая, кудахтали куры и победно перекликались петухи.

Домик, в котором жила тётя Люба, стоял на самом краю совхозного посёлка, даже немного на отлёте. Направо шла широкая улица, налево дорога уводила в молодой берёзовый лесок. Мальчики взглянули вдоль улицы — на ней не было видно ни души. Все были на работе; ветер доносил издалека людские голоса и звонкий стук кузнечного молота. Снега на улице уже почти не было, кое-где выбивалась прошлогодняя трава, а золотистая от навоза широкая дорога, казалось, вся дрожит от тысячи бегущих по ней струек воды. На разные голоса переговаривались частые капельки, шлёпаясь с крыши в ими же выдолбленный желобок.

— Мишка, айда! — крикнул Сева и, сбежав с крыльца, помчался за околицу, в берёзовый лесок.

Миша бросился за братом. Вприпрыжку, обгоняя друг друга и беспричинно смеясь, бежали они по дороге, ещё крепкой, но сплошь покрытой тонким слоем струящейся воды. Но вот лесок кончился, и они выскочили на широкий, весь сверкающий, залитый солнцем луг.

Странная картина открылась перед ними. Прямая, как стрела, дорога шла по отлогому склону и делила его пополам, выпирая высоким горбом, точно опрокинутое вверх дном корыто. Справа от неё снег осел, растаял, и всё широкое поле казалось сплошным яркосиним озером, по которому бежала мелкая сверкающая рябь.

Плотно утрамбованная дорога, словно плотина, сдерживала эту массу весенних вод, зато слева от дороги снега почти уже не было, по яркорыжим проталинам, извиваясь, как змейки, неслись вниз бесчисленные ручейки. А где-то внизу гулко шумела невидная под снегом весенняя речка.

И всё кругом струилось, и булькало, и звенело. Звенели ручьи, звенели в небе невидимые жаворонки, звенели под ногами хрупкие льдинки, звенел в ушах ласковый, упругий ветер, казалось, само солнце звенит, и поёт, и смеётся.

И городских ребят, впервые в жизни попавших ранней весной в деревню, охватил восторг. Севе вдруг показалось, что и в нём самом всё зазвенело и запело, и неожиданно для самого себя он вскинул кверху руки, поднял голову и побежал навстречу ветру и солнцу, громко крича самое яркое и самое радостное слово, пришедшее в голову: