Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

— Как вам показался марш? — спросил капитан Насибулин.

— Думаю, судьба ему уготована не менее долгая, чем знаменитому «Прощанию славянки», который духовые оркестры играют вот уже несколько десятков лет.

— Почти восемьдесят, — уточнил Насибулин. — Его мы тоже будем играть. Но «Марш капитана Насибулина», товарищ полковник, мне нравится не меньше. Хотя написал его не я. Я ведь дирижёр, а не композитор. А если сочиняю иногда вальсы и польки, так исключительно для домашнего пользования. Художественной ценности они не представляют. Походный «Марш капитана Насибулина» мне не написать: для меня он слишком хорош. Его написали младший сержант Чудик, рядовые Смычков и Перфильев. И посвятили мне. Вы уж извините, что я вам об этом говорю…

Другой бы на месте полковника, наверное, изумился и сказал бы что-нибудь такое: «Да что вы говорите?! Как всё интересно! Как же это произошло?..» Или: «Я, конечно, не слышал ваши вальсы и польки, но уверен, какую-нибудь ценность они представляют…»

Всей этой чепухи полковник не стал говорить. Он просто шёл и молчал. А молчание иной раз гораздо лучше любых слов.

— В каждой истории, — сказал капитан Насибулин, — есть конец и начало. Начало этой истории самое простое. Конец несколько неожиданный.

Мой дед, которого я никогда не видел и знаю только по фотографиям, погиб в годы войны. Он не был музыкантом. Работал на заводе. Но в дни войны стал солдатом. Последнее письмо, которое от него получили, датировано шестым мая тысяча девятьсот сорок третьего года. За два года до победы. Дед писал, что скоро он и Красная Армия разгромит всех фашистов и он вернётся домой. Просил не беспокоиться о нём: с ним ничего не случится. И ещё писал, что привезёт в подарок красивый красный мяч и настоящую гильзу от снаряда. Мяч и гильза предназначались моему будущему отцу. Будущему моему отцу было тогда десять лет.

Дед не вернулся. Письмо мне показали, когда я подрос и пошёл в школу. Мне было очень жаль деда, жаль отца. Но что я мог сделать?.. Отец подарил мне красивый красный мяч, вероятно, совсем такой, о котором когда-то мечтал сам.

Прошли годы. Я стал отцом. Подошло время моему сыну собираться в школу. Я рассказал ему о его прадеде и прочитал письмо. И подарил, по традиции, красивый красный мяч. Говоря честно, мне показалось, что особого впечатления мой рассказ на сына не произвёл. Произвёл впечатление мяч. Ведь прадед от правнука слишком удалился во времени…

И вот недавно у меня гостил мой отец. В день его приезда, вечером, к нему подошёл мой сын и сказал: «Дедушка, я хочу тебе что-то подарить. Ты это хотел, я помню. У меня нет гильзы от снаряда, но я дарю тебе красный мяч».

Знаете, товарищ полковник, когда я это услышал, я поглядел на своего отца и вдруг с великим отчаянием подумал: «КАК ЖЕ Я В СВОЁ ВРЕМЯ НЕ СДЕЛАЛ ЕМУ ТАКОЙ ЖЕ ПОДАРОК?! ВЕДЬ У МЕНЯ ТОЖЕ БЫЛ КРАСНЫЙ МЯЧ!!»

На этом, собственно, история про красный мяч кончается. Но на следующий день, когда я пришёл в свой музыкантский взвод, я вдруг решил вместо обычной политинформации — о чём сообщает радио и пишут газеты — рассказать то, о чём рассказал сейчас вам. Разумеется, не называя никаких имён. Я очень хотел знать, что и как поймут мои ребята и как ко всему отнесутся.

Слушали они внимательно, вопросов никаких не задавали. Да и потом сидели тихо и молча. Только позже я узнал, что в тот же вечер они все, как один, бросились писать домой письма, заверяя своих пап и мам в своей безграничной любви и преданности. А ведь до этого Заставить их написать хоть одно письмо было весьма трудно… А ещё через неделю подходят ко мне трое — Чудик, Смычков и Перфильев и смущённо говорят, что вот, мол, марш, который они только закончили… Я стал убеждать их изменить название и уж во всяком случае посвящать марш не мне. Но они твердили, что они — авторы и могут называть так, как считают нужным. И никто им этого запретить не вправе. Так появился, товарищ полковник, «Марш капитана Насибулина». Хотя, по справедливости, должен он быть посвящён моему сыну… Вот и всё.

Капитан и полковник подошли к дому.

— Наверное, — сказал капитан Насибулин, — на фасаде вокзала сейчас тоже укрепляют лиру.

— Вполне возможно, — согласился полковник Яковенко, а потом сказал: — Знаете, Сергей Павлович, а я вам завидую. Да, да, не спорьте. Я тридцать лет в армии и знаю, что говорю. Не многим своим командирам солдаты посвящают марши. И я рад, что этот прекрасный марш они посвятили именно вам…