Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

Представляете, товарищ капитан, картину: мама с лепёшками и прочей снедью, сёстры с сухофруктами, братик Пулат с бронетранспортёром, ишаком и велосипедом появляются в расположении нашей части?

Конечно, отец быстро восстановил порядок.

Но не надолго.

Неделю спустя отец работал в саду и откопал под старым абрикосовым деревом кувшин. Отец принёс кувшин в дом и сказал:

— Посмотри, мать, что я нашёл!

Был воскресный день. Мама, как всегда, пекла лепёшки. Фатима и Гюльсары, как всегда, собирались на танцы. Братик Пулат корпел над тыквой. Но, увидев кувшин, не выдержал, подошёл к столу, вытащил из кувшина затычку и…

Сёстры Фатима и Гюльсары сказали:

— Ай!

Мама и папа, взявшись за руки, хором сказали:

— Такого быть не может!

Братик Пулат ничего не сказал, поскольку говорящей своей половиной уже уполз в сервант.

Понимаете, товарищ капитан, получив тыквочку, я, конечно, её открыл, заглянул из любопытства… Историю на почте помните?

— Помню.

— И другие истории?…

— Тоже помню.

— Тоже всё тыквочка. Поэтому я и пытался отправить её обратно. А вместе с ней того, кто там сидит.

С этими словами рядовой Карымшаков поставил тыквочку на стол и вынул из неё затычку.

Много раз говорил капитан Насибулин своим подчинённым, что общефизическая подготовка нужна не только десантникам — музыкантам тоже нужна.

«Ни фуги Баха, ни мазурки Шопена, ни Первый концерт для рояля с оркестром Петра Ильича Чайковского не заменят вам сильные ноги, тренированное дыхание и мощный брюшной пресс. У военного музыканта должна быть крепкая рука».

В молодости капитан Насибулин поднимал пудовые гири. Теперь перешёл на двухпудовые.

Однако при виде того, кто появился из тыквочки, сбилось и тренированное дыхание, и брюшной пресс стал не таким твёрдым, и дрогнула прежде крепкая музыкантская рука.

Не могу сказать, что появившийся был каким-то чудищем. Вид он имел вполне приличный. И хотя ростом явно не вышел, всей, что ли, осанкой своей, благородной, что ли, манерой поведения и весьма почтенным возрастом производил неизгладимое впечатление даже на людей военных — и это несмотря на то что носил заурядную тюбетейку и на случай маскировки надел рыболовные сапоги.

Да, да, из тыквочки, озираясь и потягиваясь, вылез уже знакомый нам гражданин в тюбетейке. С невыразимой грустью посмотрел он на рядового Карымшакова, а затем с надеждой на товарища капитана.

— Знакомьтесь, товарищ капитан, — вздохнул Карымшаков. — Джинн Абдыкасым.

Тут многие могут удивиться и спросить: как же джинн Абдыкасым оказался в тыквочке, если находился до этого в кувшине? Неужели снова не обошлось без Пулата? Отвечу: не обошлось.

Когда затычка была вытащена, все, в том числе джинн, оказались в довольно трудном положении.

С одной стороны, вековые традиции: все джинны должны работать. С другой — никто не знал, чем джинна занять.

От предложения вывести колхоз в число лучших папа, председатель колхоза, наотрез отказался.

— Шефы помогают, пионеры помогают… Теперь ещё джинны помогать будут?.. Сами справимся!

В бухгалтерском учёте Абдыкасым не понимал, домашним хозяйством отродясь не занимался. Поэтому и маме ничем особенно помочь не мог. Ну, если только там принести воды.

Сёстры Фатима и Гюльсары водили мощный хлопкоуборочный комбайн, поэтому доверить столь сложную технику джинну также не могли.

Дело нашёл Пулат. Он подошёл к джинну и сказал:

— Дедушка! Будешь носить за мной в школу портфель. И чтоб без опозданий!

Просто поразительно: баев и князей в роду Карымшаковых не было, откуда же у Пулата появились столь дремучие феодальные замашки?..

Так бы и носил джинн за ним портфель, если б не дознался про то отец и не оттаскал беднягу Пулата за уши.

Во второй раз джинн остался без дела. Но ведь не мог же он жить нахлебником в трудовой семье Карымшаковых! Дал он слово не устраивать никаких джиннских штучек и оформился сторожем на колхозную бахчу. Целые дни сидел теперь с двуствольным ружьём, заряженным солью, и подкарауливал несуществующих лихих разбойников…

И тут снова выручил Пулат.

Завершил он последние отделочные работы на своей тыквочке и говорит:

— Думаю, нашего Рахима опять наградили. Теперь у него уже два ордена.

Папы дома не было. Сестёр тоже. Поэтому плакала одна мама.