Array Array - Марина

— Вот, Алина, ты хотела познакомиться с Морозовой, — светским голосом тараторила Эммочка.

По виду Алины я понял, что уж знакомиться она не хотела. Она хотела, чтоб ей только показали Маринку.

— Боже! — трагическим голосом сказала Ксанка. — Боже, так это вы Алина? Ах, я умираю от счастья!

Наглая Крошка Цахес вытаращила глаза и промямлила очень высокомерно:

— Я вроде бы и не просила о знакомстве. А если и просила, то позабыла об этом.

— Ах! Это не имеет значения, — и Ксанка вдруг, ни с того ни с сего, стиснула Алину в объятьях. — Ах, как я счастлива! Это была мечта всей моей жизни!

Она тискала, мяла, целовала Крошку Цахес, а потом вдруг зарыдала басом, и по щекам ее катились самые натуральные слезы.

Открывались двери. Входили все новые и новые люди, недоуменно смотрели на эту дикую сцену, потом пожимали плечами и отходили. В театральном людей ничем не удивишь.

Бедная Алина не знала, что и делать. Наконец она вырвалась из Ксанкиных объятий (очевидно, не слабеньких) и прямо без пальто выскочила на улицу.

Эммочка и Ксанка победно хохотали.

Народу было уже полно. Прозвенел звонок на занятия.

Первые часы вел Кирилл. Я не люблю, когда он с нами репетирует. Дело не в том, что мы поссорились, — У меня ощущение такое, что это я с ним ссорился, а он со мной вовсе нет, уж такой он легкий человек — все забыл. Но просто он много болтает, и болтовня какая–то необязательная. Я заметил, что Кирилла любят все наши лентяи. Не самого Кирилла, а его занятия, конечно. По крайней мере, Жанка любит. У нее, как и у Кирилла, хорошо подвешен язык, и она готова часами выяснять с ним какие–то детали и обстоятельства, мелкие и непринципиальные. Помню, на одном занятии Лаура, падая в обморок, на лету одернула платье. Так Жанка потом полчаса трещала, что не верит в Лаурину игру, что этим жестом Лаура выдала свое притворство. И Кирилл с ней соглашался. Потом я спросил у Марии Яковлевны, и она сказала, что это бред и полное непонимание смысла актерской профессии. Что актеры не сумасшедшие и что если бы они делали на сцене все совсем как в жизни, то сцена никому бы не была нужна. И актриса, которая упадет на сцене с задранным подолом, вместо того чтоб растрогать публику — насмешит ее. А я подумал, что Жанка затевает подобного рода дискуссии потому, что она еще ни разу не почувствовала себя актрисой. Поэтому она и накручивает на элементарные вещи какой–то туман — тут и беспамятство, и сомнамбулизм, и черт знает какое вдохновение, при котором актер якобы совсем не соображает, что он делает. Интересно, а зачем же тогда репетиции, зачем мизансцены, зачем умение владеть телом и говорить?

С этим вдохновением, я заметил, как и с любовью. Все ждут чуда с небес — и любви, и вдохновения. А может, есть труд любви? Труд вдохновения? Вчера, когда Маринка с Лагутиным репетировали свой рассказ, я увидел вдохновение. Знаю, что это было так. Потому мне и не захотелось делать им дурацкие замечания. А Жанка с Ермаковой полезли выступать. Они не з а м е т и л и. Как же они, такие специалисты по вдохновению, не заметили? А никакие они не специалисты. Им это совсем неведомо. Даже больше, чем мне. И любви они не увидят.

Первыми Кирилл потащил на площадку нас с Ермаковой. Пока я с Ермаковой не работал, я считал ее очень способной. Но это тот, прошлый я так считал. А вот когда столкнулся в отрывке, понял, что не могу. Она играет Островского так, как его уже сто раз играли, ну, в Малом, например. Не то что она сдувает с какой–то конкретной актрисы, нет, она сдувает со всех актрис. И отрывок превращается в какой–то водевиль, скользящий, поверхностный. А тут еще Кирилл со своей говорильней. Ну что за чепуху он несет!

— Валя, ты вся — порыв! Взметнулась к нему, перепугана, сердечко бьется. А ты, Клим, ты серьезен. Ты сейчас — Анна Каренина. Туда, под поезд, на самую середину и так далее…

— Кирилл, что это за ахинея, — раздается вдруг с порога голос Эммочки, — ну как она может сыграть, что у нее бьется сердечко? Ты, Ермакова, приподними задницу — будет вернее, вскочи — вот тебе и порыв! А почему Клим должен изображать Анну Каренину?

К таким явлениям мы привыкли. Когда Эммочка свободна, она является на Кирилловы репетиции и вмешивается, нисколько не стесняясь. Надо отдать ей должное — она нам действительно помогает.

— Приподнимись, приподнимись со стула, а уж что ты чувствуешь — то сама придумывай. Я тебе говорю действие, чувство — твое дело. Клим, побеги, споткнись, упади… Сделай вид, что ты не упал… Ага, правильно, вот этот сучочек в полу тебя интересует… поэтому ты сел на пол…