Борис Комар - Поворотный круг

— Что приготовить на завтрак?

— Сварите, мама, картошки.

— Очищенной или в мундире?

— Если в мундире, так я и с собой возьму.

Пока заправлял Анатолий кровать, умывался, одевался, мать отварила на примусе чугунок картошки. Одну половину съели с растительным маслом и зеленым луком, вторую мать положила в кошелочку, в которой носил еду Анатолий. А еще поставила туда бутылку молока, завернула в полотенце четверть буханки хлеба, пучок лука, соль в спичечном коробке.

— Ты смотри, сынок, не храбрись, — попросила мать. — Увидишь самолет, сразу прячься.

— Хорошо, спрячусь, — пообещал Анатолий.

На площади уже собралась довольно большая толпа. Всё больше женщины, пожилые мужчины, ученики старших классов. Были среди них и однокашники Анатолия.

Увидев его, ребята издали замахали руками:

— Буценко, быстрее! Машина едет!

От толпы отделился и вперевалку двинулся, пошел навстречу толстошеий неуклюжий паренек — Васька с базара, как называли его лубенцы.

Точно никто не знал, на самом ли деле Васька не в своем уме или только прикидывается таким, но все равно его принимали за дурачка. Родители Васьки умерли в голодный тридцать третий год. Жил он одиноко в маленькой хатке-мазанке на окраине города — в Осовцах. В школе совсем не учился, нигде не работал, зато умел здорово деньги считать. Пользуясь попустительством милиции и горожан, накупал Васька вне очереди в магазинах мелкого ходового товара, а потом слонялся по базару, чтобы повыгоднее перепродать. Но сейчас и его заставили работать — рыть за городом противотанковый ров.

— Слыхали? — остановив Анатолия, шепотом спросил Васька.

— Чего? — насторожился тот.

— Ха-га…

— Ну чего ты? Говори.

— Только по секрету, — прищурил глаз Васька. — Кременчугу уже хана.

— Как «хана»? — не понял Анатолий.

— Ну, того… немцы взяли.

— Когда?

— Еще три дня тому назад.

— Неправда! В газете нет. И по радио не передавали.

— Ха-га! А мне передавали… Корешок ночью посылку из Полтавы привез. Такие иголочки — глотать можно! Твоей матери надо? Хоть сотню продам… Так вот, он и говорил: Кременчугу крышка, уже не ходят туда поезда. Ясно?

— Откуда он знает?

— Ха-га! Он все знает. Кочегарит на паровозе.

— Болтун твой корешок, как и ты! — отрубил Анатолий и направился к толпе.

И все-таки разговор с Васькой встревожил Анатолия. Нахмурив брови, он молча сидел в машине.

Работа землекопа не мудреная, но тяжелая: ставь лопату лезвием на грунт, нажимай ногой, поддевай кусок — выбрасывай на кучу. Ставь… нажимай… поддевай… выбрасывай… И так час, другой, третий… Эти движения давно уже привычны, и о них не надо думать. Думалось о другом. Собственно, об одном и том же.

Как долго продлится эта война? Уже третий месяц пошел. А были уверены: советские войска разобьют фашистов за неделю, ну, самое большее за две, и где-то там, на границе… А оно вон куда, до самого Днепра дошли фашисты. Теперь все уверяют: дальше ни шагу, скоро начнется наступление. Странно, зачем тогда копать этот ров? Лубны по эту сторону Днепра, почти за двести километров… Заводы вывозят, скот из колхозов угоняют на восток, документы всякие сжигают, и сажа от бумаг, словно черный снег, падает на город. Раньше здесь летали только наши самолеты, фашистские изредка появлялись, и то ночью, теперь же шныряют в небе когда хотят. Бомбят если не Лубны, так Ромодан, Пирятин, Гребенку. На станции женщину какую-то убило, в Засулье бомба попала в хату: вся семья погибла, один только маленький ребенок жив остался. Уже несколько раз пролетали и надо рвом, строчили из пулеметов, бросали листовки. Хотя до сих пор никого не убило, но страха набрались все. Женщины больше не покрывают голову белыми платками, все одеваются в черное и серое. А когда заметят самолет, разбегаются, прячутся в кустах…

Анатолий загнал лопату в суглинок, расправил плечи, посмотрел вдоль рва, туда, где вырытая траншея подходила к дороге. Уже ров глубокий, скоро закончат. Еще день, два. С противоположной стороны тоже такой роют. В случае чего перекопают перешеек, и танки не пройдут. Но разве фашистов сюда, в Лубны, пустят? Нет, сто раз нет! Пускай там что хочет болтает Васька, дальше Днепра враги не пройдут. Это только паника.

Потер огрубевшие ладони, взялся за лопату.

— Старайся, старайся, — ехидничал стоявший в стороне Васька. — Этот кончим, пошлют другой копать.

«И всегда он присоединится ко мне! Ребята стали насмехаться, говорят, что я взялся его перевоспитывать. Прельстил, вишь, его, поделился едой, так теперь он каждый день становится рядом, знает — и ему что-нибудь перепадет из кошелочки».