Борис Комар - Поворотный круг

— Ведут меня в милицию.

— Он, дядя, и есть шпион, — сказал Володя, — рассматривал на станции военный эшелон.

Сотрудник редакции рассмеялся:

— Так говоришь — шпион? Эшелон рассматривал?

— Ага, — кивнул головой Володя. — И записывал что-то в блокнот… Вот Борис его подстерег.

Журналист еще громче рассмеялся. Володя с Борисом переглянулись. Чего он хохочет? Сотрудник редакции, перестав наконец смеяться, серьезно произнес:

— Должен вас, ребята, разочаровать. Этот дядя никакой не шпион, а корреспондент из военной газеты. Ему можно все рассматривать, писать и даже фотографировать — это он для своей газеты. Пускай все читают, видят, какая сила на врага идет… Отпустите его, он покажет вам свое удостоверение.

Ребята неохотно оставили незнакомца — не хотелось верить, что так ошиблись.

Бородач вытащил из внутреннего кармана пиджака красную книжечку и протянул Володе.

Володя взял, подержал ее в руках, прочитал на обложке название известной военной газеты, показал Борису.

— Убедились? — спросил сотрудник редакции.

— Все правильно, — еле слышно произнес Володя.

— Вот и хорошо… Но вы не расстраивайтесь. Молодцы, что такие бдительные, это сейчас необходимо, — попытался он успокоить ребят.

Но это не помогло. Мальчишки были огорчены. Особенно Борис и Володя. Думали, что выследили настоящего шпиона, а тут оказалось совсем не то…

После этого случая товарищи не раз подтрунивали над Борисом и Володей, называли их грозой шпионов и диверсантов.

…Они еще завтракали, когда снова скрипнул замок и открылась дверь. В камеру вошли сначала две овчарки, за ними Вольф, в пальто на меху, в рыжей лисьей шапке, в теплых кожаных перчатках, с тонким гибким хлыстом в руке.

Ребята положили на стол хлеб и колбасу.

— Ну, как здесь? Тепло?.. Кормят?.. Как спали?.. Это я приказал поместить вас в эту камеру. Да она, как видите, и не похожа на камеру. В ней держим только тех, которые немного проштрафились. Конечно, как здесь ни хорошо, а дома лучше. Но что поделаешь!.. Потерпите, потерпите…

Вольф осторожно поставил хлыст в угол у печки, снял перчатки и сунул их в карман пальто. Овчарки легли у двери.

— Выводил собак на прогулку. Решил проведать вас. Вчера были измученные. Я сначала не догадался, вы не сказали… Теперь вижу, немного бодрее. Почему перестали завтракать? Ешьте, ешьте.

Расстегнув пальто, шагнул к кровати, на которой спал Борис, сдернул одеяло. Наверное, собирался сесть, но потом почему-то передумал. Заложив руки за спину, начал ходить по камере.

— Никак не мог я уснуть. Прикидывал и так и сяк, как бы получше сделать, чтоб спасти вас.

Анатолий нечаянно столкнул локтем на пол недоеденный кусок колбасы. Кусок подкатился к самой морде крайней овчарки. Но она даже не понюхала его.

— Не возьмет без разрешения, — сказал Вольф, заметив удивление на лицах у ребят. — Ученая… А вы чего не едите? Стесняетесь? Напрасно. Не беспокойтесь, я сейчас уйду. Еще поразмыслю над вашим делом. А вы ешьте, отдыхайте да как следует обдумайте эту неприятную историю. А вечером подробно расскажете. Если что потребуется — может, добавки в еде или еще чего, — так вы не стесняйтесь, скажите надзирателю.

Застегнув пальто, Вольф взял в углу возле печки хлыст и направился к двери.

Овчарки тут же поднялись и встали по обе стороны от хозяина.

Теперь, покидая камеру, Вольф шел впереди, собаки — сзади.

…В коридорчике на табуретке стояла медная кружка. Мать нечаянно задела ее, и она, ударившись об пол, загудела, как колокол.

— У-у, окаянная!..

Подняла, поставила ее на место, потом осторожно прикрыла дверь в комнатку. Так и есть, разбудила.

— Спи, сынок, спи. Еще рано.

— Да нет, буду вставать.

Анатолий сбросил с себя полосатое рядно, сел, свесив с кровати ноги, потянулся.

— Окаянная кружка! — не могла успокоиться мать.

— Я уже выспался, мама.

— Где там выспался! Лег поздно. Пока перегладили белье. Говорила тебе — не помогай. Мне ведь сегодня не надо идти на работу. Медсанбат выехал.

— Ничего, такое случается не каждый день.

Да, не каждый, но почти каждый. Сколько помнит Анатолий, мать все время работала прачкой. То в больнице, то в гостинице, то в детском доме, а когда началась война, сначала — в военном госпитале, потом — в медсанбате. Работа нелегкая, а заработок небольшой, денег не хватает на двоих. Приходится и дома кое-кому стирать. Анатолий всегда помогает: носит воду из колонки, выкручивает, сушит, гладит постиранное. Раньше все это делал — и ничего, теперь же, когда целый день роет в Засулье противотанковый ров, стало тяжеловато. Покидает с утра до вечера землю, придет домой, хочется сразу завалиться в кровать, но нельзя, надо матери помочь, ведь она не меньше его устает на работе.