Ульф Старк: Пусть танцуют белые медведи

— А я-то еще вырядился в свой лучший костюм! — пробормотал папа, пытаясь высвободиться из брюк, которые уже давно утратили былую наглаженность.

Словно это было самое худшее.

Мы оба вымотались. О еде и думать не хотелось. Мы просто сидели в темноте перед телевизором, но не включали его. Вообще-то его в основном мама смотрела. Это была древняя модель — черно-белый «Люксор», по которому надо было то и дело колотить, чтобы изображение не скакало. Мама лупила по нему что есть силы и все надеялась, что телик сломается и отец наконец-то купит новый.

На телевизоре стояла их свадебная фотография. Но в комнате было слишком темно, и не разглядеть было, как они улыбаются. У меня стали слипаться глаза. Я притулился к отцу и задремал, я старался не думать об Аспе. А отец играл на своей старой губной гармошке «I can’t stop loving you» [1] «Я не могу тебя разлюбить» (англ.) . Здесь и далее — названия песен Элвиса Пресли. (Прим. переводчика) , он играл для ангела с потемневшим передним зубом, что смотрела на нас с фотографии. У него здорово получалось, хоть гармошка и была самая простецкая. Да к тому же присвистывала на паре нот.

— Все наладится, — пробормотал отец. — Слышишь, Лассе? Все наладится.

Но я уже почти спал. Я-то знал: добром это не кончится, но был слишком сонный, чтобы возражать.

Отец принес рыжее одеяло, накрылся им и снова заиграл. Теперь он играл «Welcome to my world» [2] «Добро пожаловать в мой мир» (англ.) .

Тина покидает класс с высоко поднятой головой, а я отправляюсь в магазин в поисках «покоя», но вместо этого встречаю свою маму

На улице по-прежнему валил снег.

Асп стоял к нам спиной и, скрипя мелом, обрушивал на черную доску снегопад белых цифр. Даже со спины было заметно, что у него что-то не так с волосами. Он был похож на престарелого скинхеда. Случись кому увидеть нас вместе на улице — вполне могли бы принять за сынка и папашу. Только вряд ли бы это сходство Аспа обрадовало.

Он и словом не обмолвился о том, что произошло во время классного собрания. Но мне от этого было не легче. Не так-то просто оставаться справедливым к тому, чей отец залепил вам волосы жвачкой.

Я старался избегать стычек. Но стоило Аспу взглянуть на меня, и мускулы его лица мгновенно приходили в движение, заставляя дергаться правый угол рта. А он с меня глаз не сводил!

Я пытался разобраться в вихре цифр на доске. Может, если на них долго смотреть не отрываясь, они и раскроют свою тайну? Я пялился на эту математическую вьюгу так, что глаза заслезились. Мне казалось, что углом этой самой доски мне все мозги вышибло.

Вот я и не заметил, когда зазвучал этот хор!

Поначалу звук был тихий, но постепенно весь класс наполнился однотонным мерным гудением. Получалось здорово — словно псалом или что-то в этом роде.

Асп еще суетился у доски, а я уже смекнул, что за этим последует. Даже с закрытыми глазами я мог под опущенными веками смотреть этот фильм: вот учитель ковыляет к моей парте, словно радиоуправляемый робот, при этом рот его непрестанно подергивается.

— Хватит! Мое терпение лопнуло!

Я продолжаю сидеть с закрытыми глазами. Была охота на него таращиться! Но вот вокруг нас все смолкает. Я чувствую на своей беззащитной макушке его дыхание — холодное, словно порыв ледяного ветра, прилетевший из Сибири. Глаза мои все еще слезятся от таращенья на снежный вихрь цифр. И живот свело. Долго я так не выдержу.

— Я сыт по горло твоими выходками! — шипит Асп где-то возле моего левого уха.

— Да это не я!

Я тщетно пытаюсь справиться с мускулами живота.

— Ты что, думаешь, я олигофрен какой?

Он издает сухой смешок.

— Не знаю.

Я тоже подхихикиваю, хоть и не могу взять в толк, кем, он решил, я его считаю. Ну и влип я! Теперь и другие ребята начинают смеяться. А я так уже просто покатываюсь со смеху: вот бы свести все к шутке, чтобы избежать очередной стычки.

Господи, как я хохочу! Но, подняв глаза, замечаю, что никто больше не смеется.

Асп сверлит меня леденящим взглядом.

— Тихо! — орет он.

И тут мой желудок скручивает, словно судорогой. Я пытаюсь сдержаться, но тщетно. Ргы-ы! Что тут поделаешь? Такой уж мне желудок от мамы достался.

Асп зыркает на меня с отвращением.

— Извините, — бормочу я. — Это само собой вышло.

Но он явно не верит, что я не нарочно рыгнул.

— Вон! — шипит он и кивает в сторону коридора.

Ну вот — меня снова выгоняют из класса. Я уж и не упомню, сколько раз меня отправляли в этот унылый коридор, где рядами висят на вешалках куртки и гуляют сквозняки, а лампочка вечно мигает, так что кажется, вот-вот с ума сойдешь. Я же говорил, что с математикой у меня нелады.