Ульф Старк - Мой друг Перси, Буффало Билл и я

Бывают дни, от которых ждешь чего-то особенного.

Вот и этого дня мы ждали почти год. В окно класса светило солнце. Оно блестело веселыми бликами на наших приглаженных мокрыми расческами макушках и на красном яблоке, которое Анн-Кристин положила на учительский стол. Мы уже привели в порядок парты. Вот-вот начнутся летние каникулы. Жизнь казалась нам прекрасной, и хотелось думать только о хорошем.

О чем?

Ну, я вспоминал Классе, Пию, моего сварливого толстого дедушку. Запах крапивы. А еще думал о том, как здорово будет нырнуть в шелестящие волны, разбегающиеся от кораблей. Но тут мой приятель Перси хлопнул меня по плечу и сунул в руку смятую бумажку.

«Как начнется песня — линяем!» — было написано в записке.

Тем временем учительница подошла к фисгармонии и предложила:

— А теперь давайте споем.

Ее звали Мэрта Линдквист, она замещала нашу классную руководительницу. У нее были красные накрашенные губы, красные туфли и узкий красный пояс из настоящей пластмассы. При каждом движении ее желтое платье колыхалось, словно пшеничное поле на ветру. От учительницы пахло ландышами. А стоило ей улыбнуться, как и наши родители тоже заулыбались — такая у нее была заразительная улыбка.

— Давайте споем все вместе, — сказала она.

И заиграла самую красивую песню, какую знала, — «Когда поле колышется на ветру». Но я лишь слегка шевелил губами: не хотел портить всем настроение. Да и не я один. Многие тоже только рот открывали. А вот моя мама пела громко и с переливами.

Я подмигнул Перси: пора сваливать. Маме это, конечно, не понравится. Но чего она так распелась?

— Эй, куда это вы? — спросила учительница.

— Хотим поскорее начать каникулы — не можем больше ждать, — объяснил Перси.

— Хорошего вам лета! — пожелал я.

— И вам, — кивнула учительница. — До осени!

По пути к двери Перси прихватил со стола яблоко.

Мы промчались по коридору, распахнули школьную дверь, и нас тут же ослепило солнце, оглушил щебет невидимых птиц и обняло бескрайнее небо. «Наконец-то дождался!» — обрадовался я.

Мы побежали к трамплину, уселись на самой верхотуре — там, где зимой прыгуны ждут своей очереди, чтобы слететь вниз на широких лыжах. Теплый ветерок гудел в перилах и трепал наши праздничные прически. Мы запихнули парадные галстуки в карманы брюк, сняли ботинки и носки: пусть и у пальцев ног начнутся каникулы.

Перочинным ножиком Перси разрезал яблоко, которое стянул в школе, пополам, точно, как мог. И большую половинку взял себе.

— Ну, какие планы на лето? — поинтересовался он.

— Поеду на остров. Я каждое лето туда езжу.

— И что ты там делаешь?

— Да всё что угодно. А у тебя какие планы?

Перси не ответил. Он наморщил лоб, выплюнул яблочные косточки, а потом отвернулся и стал смотреть на скотобойню. Что-то ему явно не давало покоя. Он провел пальцем по лезвию, словно проверяя, острое ли, и улыбнулся:

— Мы ведь тыщу лет друг дружку знаем, так?

— Так.

— Сколько уже набежало?

— Три года.

— Вот! Три года. Пора нам стать кровными братьями.

— А как это — кровными братьями? — спросил я. И Перси растолковал мне, как.

— Мы должны порезать себе пальцы, а кровь смешать, — объяснил он. — Хорошо, что я прихватил с собой перочинный ножик.

Он отер грязное лезвие о брюки. И тут я вдруг вспомнил, как мне брали анализ крови. Приятного было мало.

— Это ты, конечно, здорово придумал. Но можно ведь и инфекцию занести, — засомневался я. — А от заражения крови умрешь в два счета.

Мой отец был зубным врачом, и я наслушался от него о всяких бактериях.

— Верно. Но если сперва раскалить лезвие на огне — ничего не будет.

Что я мог возразить? Перси всегда таскал в кармане спичечный коробок. Он чиркнул спичкой и подержал нож над пламенем, пока лезвие не почернело от копоти. А потом сделал узкий надрез — сначала на своем пальце, а потом на моем. Больно. Но и торжественно. Мне даже понравилось.