Мира Лобе: Бабушка на яблоне

Анди торопливо шёл домой, торопливо обедал и так торопливо сделал уроки, что, когда мама проверила их, она, к сожалению, заставила его всё переделать. Он надеялся, что она избавит его хоть от объявленного вчера диктанта, но напрасно. Она села рядом с ним и сказала:

— Ну вот, теперь мы будем писать. Я постаралась, Анди, высвободить часок, чтобы продиктовать тебе слова. Ты доволен?

Если бы мама отпустила его на яблоню, он был бы куда больше доволен, но он этого не сказал.

«Слава» — написал он на том листочке бумаги, который мама положила перед ним.

— Анди, да ты погляди, что ты написал! Ты и в школе так пишешь?

— Нет, там я пишу «Диктант». У нас «слова» не пишут.

— Ах вот как! Тогда запомни на будущее, что «слова» не имеют ничего общего со словом «слáва» и пишутся через «о». А теперь слушай внимательно и пиши:

Большого смысла в этих стихах Анди не видел, но всё же послушно их написал. Мама следила за ним и чинила бельё. Для него было сущей загадкой, как это она умудрялась одновременно делать два таких сложных дела. «Слова» и «корова» он написал теперь правильно, зато «пример» написал через «е» — «премер».

— Придётся написать ещё несколько слов на «е» и «и», — сказала мама.

Анди тихо стонал, как Белло, когда тот был чем-то недоволен. Какое ему дело до всех этих «прекрасных примеров» или «прикрасных премеров», которые «преходят», то есть «приходят» на ум его маме. А вот ему приходит на ум только одно: обидно сидеть на террасе и упражняться во всех этих «о» и «а» да «и» и «е», когда можно было давно уже залезть на яблоню.

— А теперь займёмся «к» и «г», — сказала мама. — Ты знаешь, что такое стог?

— Конечно. Это большая куча сена.

— А сток?

— На мельнице, где вода течёт.

— Умница. Теперь пиши:

— Где это ты, мама, выучила столько смешных стишков?

— Это моя тайна, — ответила мама. — Разве не интересней писать стихи, чем просто слова?

Анди снова заскулил, как Белло. Мама рассмеялась и сказала:

— Раз ты скулишь, то пиши сразу ещё:

— Что верно, то верно, — согласился Анди. — А теперь я могу идти? — спросил он с сомнением, потому что помнил, что есть ещё правила на «т» и «д».

Но «т» и «д» было решено оставить на следующий раз. Мама велела Анди самому сосчитать ошибки и поставить себе отметку. Получилась тройка с минусом. Потом ему пришлось ещё «работать» над ошибками.

— Хочешь, в награду я открою тебе тайну, откуда я знаю все эти стишки? — спросила мама у Анди, когда он складывал свои тетрадки. — Их сочинила твоя бабушка, та, чья фотография стоит на пианино. Когда я была девочкой, я делала ошибок не меньше, чем ты, и она каждый день диктовала мне стишки на разные грамматические правила. Мне всегда хотелось узнать, что она сочинит в следующий раз, и так я постепенно стала писать лучше всех в классе.

Анди не собирался стать лучшим в классе. Ежедневно писать стишки? О нет, ни за что на свете! Это не для него. Кстати: раз правописание маме тоже далось нелегко, выходит, свои ошибки он унаследовал от неё и поэтому ни в чём не виноват.

Анди отнёс ранец в детскую. Проходя мимо пианино, он взглянул на фотографию бабушки. Она лукаво улыбалась — словно ей было забавно, что Анди так долго мучился с её стишками.

— Ну подожди, бабушка!

И он опрометью кинулся в сад…

Она уже ждала его.

Ещё снизу он увидел её чёрные полуботинки и кружевную оборку. Она сидела на ветке, словно это было её всегдашнее излюбленное место, и вязала ему шапку.

— Привет, Анди!

— Привет, бабушка!

Бабушка многообещающе размахивала своей сумкой.

— Ну, что же мы будем делать?

— Скакать на лошади! — сказал Анди. — У тебя есть лошадь? — Бабушка порылась в сумке.

— К сожалению, нет. Зато есть жевательная резинка! Анди получил настоящую американскую резинку, и бабушка сунула себе в рот такую же. Они молча жевали. Резинка залепила рот, и разговаривать было трудно.