Анатолий Мошковский - Река моя Ангара

— Вот что, — сказал я. — Идем на лед.

— Это зачем еще? — Коська вытер нос.

— Поможем им, ну. Или мало чего там.

— Надают по шее. Очень мы им нужны.

— Коська!

— А если я утону, будешь отвечать?

— Трус несчастный!

Больше Коська не интересовал меня. Я вылез из укрытия и побежал по склону вниз. Ноги сами несли меня: если б я захотел остановиться, не смог бы.

Я перевалил торосы у берега и побежал вдоль толстого стального троса, слабо шевелившегося на льду. Я мчался по следам, сапоги проваливались в ледяную жижу, брызги попадали в лицо, мочили короткое бобриковое пальтецо.

Я не думал, что скажет мне брат, прогонят другие или нет. Я бежал. Я не мог оставаться сейчас на берегу, в укрытии, и ждать.

Когда я добрался до гряды огромных торосов, Борис уже одолел первую льдину, взобрался на вторую, подтянул трос и карабкался на новую мокрую льдину. Но тут он поскользнулся, угодил в щель между торосами и никак не мог вырвать глубоко застрявший сапог.

Я вцепился в сапог обеими руками и рванул.

Борис, лежавший на боку, покосился на меня.

— Вовка? — Но особого удивления в его голосе не было. — Подержи трос, а то ударит меня.

Я прижал к животу тяжелый и жесткий, толщиной в руку трос.

Борис выдернул ногу, всполз на гигантскую льдину и перевел дыхание.

— Ох и тяжел! Ну, поехали дальше.

— Поехали, — сказал я, обхватывая витой мокрый трос, и мы поползли дальше.

Кожа на руках горела, сердце билось, как молот, но я ни на минуту не отпускал троса. В одном месте лед под ногами выкрошился, и я бы съехал вниз, если б не держался мертвой хваткой за трос. Трос тащился вперед, и вместе с ним тащился я, пока мои сапоги не нащупали новой опоры.

Медленно и мучительно на людских плечах и спинах, пригибая своей тяжестью ко льду, обдирая сквозь рукавицы кожу, переползал трос Ангару.

А вокруг — ни души. Дико и пустынно. Круто нависли над рекой поросшие тайгою берега. Блеск апрельского льда, хруст крошева под ногами, шорох ползущего троса и усталые голоса…

Перевалив еще две гряды торосов, монтеры собрались в кучку.

— Мой брательник, — Борис кивнул на меня, — знакомьтесь.

— Вовремя, — сказал кто-то, выкладывая из сумки банки с консервами и термос. — В самое время подоспел…

Уже поздно вечером в палатке, весь разбитый и горящий, стянутый какой-то странной натруженной болью, точно все тело было сплошной мозолью, вспоминал я, как мы пили на льду дымный чаи, как дотащили потом трос до берега, подняли на скалу и натянули — он поднялся, тяжело провисая над рекой. Я вспоминал, как потом месили мы пять километров ноздреватый снег и грязь, и в лицо нам дул вешний ветер, хорошо пахнущий потом, солнцем и оттаявшей тайгой. Рядом, шурша брезентовыми куртками и стегаными штанами, шли взрослые, курили, на ходу вполголоса переговаривались. А я шел рядом с ними, шел, не разбирая дороги. Я не замечал, что в сапогах хлюпает вода, что ладони кровоточат, а спина так горит, точно меня прогнали сквозь строй и безжалостно исполосовали прутьями.

У палатки нас встретила Марфа.

— Ого, как вы загорели! — сказала она.

Борис и впрямь здорово загорел, обветрился, огрубел, и кожа на его лице шелушилась.

— И я тоже? — спросил я.

— И ты, — сказал Борис, — солнце-то одно, и работа одна.

— И то правда, — ответил я и подумал: а почему бы и в самом деле мне не загореть, как брату, не обветриться, почему бы и моим губам и щекам не шелушиться?

У палатки мы дощечками соскребли с сапог куски грязи, комья глины, перемешанной с хвоей, шагнули внутрь и стали стаскивать сапоги.

За стенкой слышались хохот и визг. Коська то мяукал, то пищал, как мышь, играя с котенком.

Борис раскрутил мокрые, сбившиеся портянки, подвигал красными расплющенными пальцами, снял носки и тяжелые, тоже наполовину промокшие стеганые штаны, пинком оттолкнул все это к двери и стал переодеваться в сухое.

А я, уже в сухом и теплом, смотрел на Бориса с Марфой и думал: до чего же все может меняться в жизни! Марфа — разве теперь узнаешь ее? А Борис? Тот ли это Борис, каким был он всего каких-то десять месяцев назад? Да, наверное, и я мало похож на того, кем был.

И все это сделала, если разобраться, река, на которую мы приехали, холодная и быстрая река.