Валерий Прохватилов: Гангутский бой

Быстро всё было оформлено, ультиматум составлен, с предложением сдаться безоговорочно, и поставлено конкретное время — двенадцать часов.

Пётр, скрепляя ультиматум печатью, неожиданно широко улыбнулся, разглядев вдруг лицо Ивана Рябова на одной из ближайших галер. Даже подмигнул ему — живой, мол? — и тут же подумал: «Сей солдат мне удачу приносит…» Тут же что-то тихо сказал Апраксину, сидевшему рядом. Тот кивнул.

Оказалось, государь назначил парламентёров: генерала — из заслуженных самых — Вейде, переводчика Арнштедта из бригады Лефорта и сопровождающим — Рябова.

Рябов крякнул от неожиданности: в третий раз он добрым словом государя не обойдён, милостью его то есть, и на душе его теплей стало.

И пошла галера под белым флагом — в направлении «Элефанта».

Приняли парламентёров торжественно и с почётом, но, как Рябову показалось, просто время шведы тянули. Всё надеялись, по-видимому, на помощь Ватранга.

Пока Вейде с Арнштедтом ультиматум вручали, Рябов Эреншельда разглядывал с интересом.

Ранее никогда ему пе приходилось так близко видеть хоть кого-то из высших шведских чинов. Видел прежде шведов в бою — близко, ближе не бывает, — глаза в глаза. Но там — бой… Либо я тебя штыком, либо ты меня… А на Эрепшельда Рябов сейчас смотрел с несколько другим интересом.

Почему-то видел он перед собой в эти вот минуты не прославленного в боях адмирала, шаутбепахта, грозу морей, а просто пожилого, немного уже грузного человека, с добрым, слегка усталым лицом. Человек этот слегка шевелил губами, будто повторяя про себя текст ультиматума, который ему. волнуясь, а потому немного сбиваясь, талдычил Арнштедт, и смотрел прямо перед собой, не мигая. Тяжкая, обыденная забота отражалась и его воспаленных бессонницей, неподвижных глазах.

«Форму скинуть да рубаху надеть, — думал Рябов про Эреншельда, — будет он в точности из себя как мужик наш, архангельский. Косу бы в руки ему сейчас да по зорьке, по зорьке на луговину. А вот поди ж ты, через час-другой убивать друг друга начнём…»

Между тем чтение ультиматума кончилось.

Эреншельд что-то бросил коротко своей свите, вскинул голову и мигом преобразился.

Плечи как-то разом расправились, взгляд стал цепким, буравящим. Рябов от восхищения даже головой покачал.

Так ни с чем и вернулись.

Генерал Вейде передал Петру слова Эреншельда, смысл которых сводился к тому, что смерть в бою он предпочтёт позорному плену.

Выслушав со вниманием сей короткий доклад, Пётр распорядился немедленно поднять на мачте адмиральской галеры синий сигнальный флаг. Пушка с той же галеры ударила звонко в настороженно-хрупкой утренней тишине.

Это было сигналом атаки.

В плотном шквале ядер и пуль, которым встретили нападающих шведы, уцелеть не было, кажется, ни малейшей возможности.

Экипажи русских галер, идущих в схватку посередине строя, были выбиты первыми же грозными залпами почти на четверть состава.

Сполохи огня отражались норой, казалось, на низких утренних облаках, вода в бухте окрасилась мгновенно в розовый цвет. Крики раненых перемешивались в пространстве, внезапно разорванном, с криками перепуганных чаек.

Первая атака захлебнулась.

Русские галеры отошли, перестроились и вновь двинулись к «Элефанту».

Вновь гремели пушки, свистели ядра. Грохот разрывов заглушал крики раненых, слова команд.

Залпы ружей раздавились без перерыва.

Шведы дрались обречённо, без надежды на жизнь, а потому уверенно. стойко. Чётко ощущалось в их обороне не только отчаяние, но и смелость.

После неудачи второй атаки Метру стало ясно, что тактику нападения надо несколько изменить. Скученность огня в центре, его высокая плотность не позволили русским галерам вплотную приблизиться к «Элефанту»., чтобы завладеть им затем в абордажном бою.

Третий удар Мётр решил направить на фланги противника. При таком направлении атаки шведы неминуемо должны были рассредоточить огонь.

Пётр поставил капитана-командора Змаевича на правый фланг, генерала Вейде — на левый. В центре шла бригада Лефорта, несколько уже поредевшая, но готовая к очередному яростному броску.