Тимо Парвела: Элла и Пат

Мы высыпали полученную смесь в форму для кекса и уже решили ставить ее в духовку, когда к нам подошли усатый дядя и бородатая тетя. Оба были в солнечных очках. Дядя сжимал в руке нитку с одной-единственной бусиной, такой же, как у нашего учителя. У тети рука была в гипсе, а нога забинтована. Прямо как у нашей директрисы. Мы даже удивились, что бывают такие совпадения.

— Ш-ш-ш, — зашипел усатый дядя и оглянулся.

— Ш-ш-ш, — прошептала бородатая тетя и вытащила из загипсованной руки два яйца.

— Покажите-ка, что там у вас, — сказал усатый дядя.

— Муку клали? — поинтересовалась бородатая тетя.

Потом дядя добавил в нашу смесь еще муки, а тетя вбила два яйца. Получилось отменное тесто. Почти как настоящее.

Дядя попробовал и сказал:

— По-моему, яиц многовато.

Тетя тоже попробовала и сказала:

— А по-моему, в самый раз.

Тогда дядя еще раз попробовал и сказал: — Хотя для кекса, может, и ничего.

— Для кекса в самый раз, — согласилась тетя.

— Хорошее тесто, — сделал вывод дядя, попробовав в третий раз.

— Да, неплохое, — подтвердила тетя.

Так они пробовали и пробовали, пока на дне формы не остался лишь маленький кусочек.

— Ничего, он поднимется, — сказала тетя и поставила форму в духовку.

Все бы ничего, но борода тети зацепилась за дверцу духовки и загорелась. К счастью, ничего страшного не случилось. Правда, врач сказал, что борода потеряна безвозвратно, но зато лицо ничуть не обгорело.

Самое удивительное, что бородатая тетя без бороды оказалась нашей директрисой, а усатый дядя — учителем. Как потом выяснилось, они сбежали со штрафной скамьи, чтобы помочь нам.

Жаль только, что жюри не оценило наш кекс по достоинству. Но возможно, причиной тому стала нитка учителя, которая, ко всеобщему удивлению, почему-то оказалась внутри кекса. Больше всех удивился председатель жюри, по тому что последняя бусина учителя раскололась прямо у него в зубах.

— Как думаешь, у нас есть хоть какая-нибудь надежда? — спросил Пат.

— Надежда есть всегда, — ответила я и чуть было не погладила его по голове. Но Пат снова объявил забастовку. Он такой целеустремленный.

Жюри подвело предварительные итоги олимпиады. Мы с Патом были первыми с конца.

— Прощай, миллиончик, — вздохнул Пат.

— Никогда нельзя сдаваться, — сказала я.

Мы сидели в зале и слушали, как все остальные участники читают стихи. Стихи были очень хорошие. Участники тоже были хорошие: девочки в воздушных платьицах и мальчики с бантами на шее. Наконец подошла наша очередь.

Мы вышли на сцену. Зал замер в ожидании. Даже учитель и директриса сидели тихо-тихо, но это лишь потому, что рядом с ними сидели два здоровенных дяди-охранника. Где-то сверху вспыхнул прожектор, и мы с Патом оказались в самом центре яркого света.

От волнения у меня пересохло горло. Я не могла вымолвить ни слова. Как будто в рот мне высыпали целый пакет муки. К счастью, Пат нисколько не волновался.

— Мне нужен миллион, — громко сказал Пат.

Я до смерти перепугалась, ведь это было совсем не то стихотворение, которое мы репетировали.

Пат закончил. В зале воцарилась полная тишина. Только учитель и директриса сдержанно хлюпали носом. А потом вдруг все захлопали и закричали «ура». Мы с Патом скромно стояли на сцене. Я взяла Пата за руку, и он даже не сопротивлялся. Забастовка закончилась. Я была счастлива.

Победителями олимпиады мы не стали, но приз все равно получили. Точнее, Пат получил. За самое трогательное стихотворение. Не миллион, конечно, но Пат был доволен. Ему выдали почетную грамоту, в которой говорилось, как хорошо он читает стихи. Грамота была вставлена в красивую рамку.

— Точь-в-точь, как у фотографии, — обрадовался Пат и вынул грамоту из рамки.

Я тоже была довольна. Мне досталась грамота Пата. А потом еще учитель подарил мне свою нитку. Нитка была чудесная. Жаль только, что на ней не осталось ни одной бусины.

— Молодцы, — похвалил нас учитель. — Я вами горжусь.