Самуил Полетаев - Второе небо

— Так, — невозмутимо сказал старик, отставляя недопитую чашку. — Куантай сказал: учеба кончилась, показал отметка. Не может Куантай врать. Не может. Ты что-то путаешь, директор.

Чухрову так и не удалось убедить старика.

— Нет, — решительно отвел рукой старик, словно мысли такой не допускал, — Куантай ученым будет, большой голова. Неправда говоришь.

— Ну что ж, поедем к нему, — обиделся Чухров, — пускай расскажет сам Куантай.

Всю дорогу Чухров, непривычный к верховой езде, то нагонял Кадыра, то снова отставал. Кадыр жаловался на болезни — желудок, печень, голову, — но странно не соответствовала жалобам его молодцеватая посадка на коне. Он свешивался с него, жестикулировал и весь был обращен к своему спутнику, словно не на коне, а за столом вел мирную беседу. А Чухров, в страшном напряжении, с закостеневшим телом, только и думал о том, как бы удержаться, как бы не упасть, и клял себя за то, что согласился поехать верхом и оставил Мигая с бричкой на озере.

А Кадыр не умолкал. Да, распахали целину, а что же делать скотоводам? Нет, он не о себе говорит, на его век хватит степей и здесь. Он родился здесь и прожил семьдесят четыре года. Там, вдали, — видишь, где стоит геодезическая вышка? — там похоронены его отец, мать и брат. Ему много не надо. Если бы он захотел, он мог бы уехать в город, сыновья давно зовут его. Но что ему в городе? Он родился в степи и умрет в степи. И никто после него не останется в степи. И Куантай выучится на ученого и уедет в город. Куантай — большой голова, умный голова, ему в степи делать нечего. Говорят, в городе шерсть искусственную придумали и она греет не хуже овечьей, скоро овцы не нужны будут. Да и кони к чему, когда столько машин появилось в степи? Только, может, для кумыса оставят кобылиц. Будь он помоложе, он ушел бы в Тургайские степи, но что поделаешь, когда болят желудок, печень, голова, а дома внуки и больные старухи? И Кадыр жаловался на директора совхоза, который мало платит, а маленькой пенсии только и хватает, что на табак.

Чухров понимал, что Кадыр преувеличивает, и его раздражение проходило — все же было жаль старика, одного из последних жителей на степном клочке, который все теснее сжимался кольцом распаханной целины.

На затянутом дымкой горизонте резко выделялись неподвижные силуэты коней с опущенными головами. Их было много, весь горизонт был в конях. Где-то в центре высился черный всадник. И конь и всадник, напряженно вытянув головы, повернулись к двум наездникам, которые приближались к табуну. Но вот черный всадник взмахнул рукой, и конь устремился навстречу. Это был Куантай.

Как он был хорош, Куантай, крепкий, стройный мальчишка, слившийся с конем, а конь не бежал, а летел над землей, точно стрела, пущенная из лука.

Куантай увидел Чухрова и придержал коня. Глаза его сверкали вызывающе и виновато. Кадыр быстро заговорил с ним по-казахски, и Куантай низко опустил голову.

— Почему ты не в школе? — спросил Чухров.

Куантай еще ниже опустил голову. Кадыр заговорил быстро-быстро и гневно. Он замахнулся кнутом. Чухров поднял руку и подался вперед, но опоздал. Удар пришелся по спине внука. Мальчик даже не вздрогнул. Он открыто глянул деду в глаза. Кадыр еще раз вытянул его по спине.

Чухров, конечно, сам не посмел бы руку поднять на ученика, но про себя подумал: «Поделом!» Что-то было в мальчишке непонятное Чухрову: верно, от горячего коня, нервно косившего глазом на кнут старика, от зацветающей шири степной, с которой трудно было совладать непривычной к просторам городской душе.

«Эх ты, трава степная, колючая, — думал Чухров, глядя на мальчика. — Что тебе мои увещеванья и что тебе кнут!» Куантай же молчал. Он молчал, а с лица его не сходило вызывающее и виноватое выражение. И тогда Кадыр по-стариковски бессильно опустил руку, губы его скривила печальная усмешка.

Обратно они ехали вместе, и старик жаловался на внука. Мальчик не хочет учиться, он хочет пасти коней. Но жизнь меняется. Надо смотреть вперед, а не назад. Конечно, ему, Кадыру, приятно, когда с ним внук, сильный и умный мальчик. Из него выйдет отличный табунщик, он и сейчас не уступит взрослым. Но на что ему степь, когда всюду машины? Они распашут всю целину, и негде будет пасти коней. Так зачем забивать себе голову овцами и конями? Ему надо думать о машинах. Куантай большой голова, умный голова, умеет часы разобрать и собрать, мотоцикл водит, он не пойдет за дедом, как баран. Кадыру скоро помирать, а мальчику еще долго жить, и надо смотреть вперед, а не назад. Времена Магомета кончились, детям нужна новая мудрость — пускай они учатся в школе и верят всему, что им там говорят.