Самуил Полетаев - Второе небо

На несколько дней Ефим Савельич уехал в область. Свои уроки он отдал биологичке Маргарите Ивановне, и Павлик совсем уже стал забывать о скворце. Ему начинало казаться даже, что скворца и не было вовсе. Чуть не каждый день гонял он теперь на кладбище и в приозерный парк, где на верхушках лип расселился целый город, черный от птичьих гнезд. Васька следовал за ним, как тень, караулил внизу, пока тот разорял гнезда, а потом вместе они бежали в старую разрушенную церковь, выдували там содержимое яичек и бежали, довольные, домой.

Вскоре от школьного усердия у Павлика не осталось и следа. На переменах швырял малышню на пол, дергал девочек за косы, на уроках затевал с соседями возню или спал. Не изменил он своего поведения и после приезда директора. Сидел, развалясь, на парте, не слушал, мешал соседям. От скуки взял да и затеял однажды трещотку — катал ступней граненый карандаш по полу. Треск получался отменный, а кто трещит — поди догадайся. Тем более трещал осторожно: потрещит, потрещит, а как только Ефим Савельич оглянется, тут же перестанет. Повернется учитель к доске, Павлик снова потрещит. Весь класс развеселил.

Удивительный все же человек Ефим Савельич — даже на спор рассердить его было трудно. Он и сейчас не осерчал, а только сконфуженно почесал себя за ухом и сказал:

— Ну ладно, наигрались, и хватит.

Однако Павлик не угомонился — только учитель отвернулся, как он снова прокатился ступней по карандашу. Ефим Савельич покачал головой и усмехнулся.

— Ну что ж, тогда попрошу всех встать из-за парт — и в стороночку…

Все вышли в проход, а Павлик замешкался, пытаясь закатить карандаш под планку, и этого было вполне достаточно. Ефим Савельич взял у него карандаш, осмотрел его и сунул к себе в боковой карман.

— На́ вот тебе мой, бесшумный. Можешь теперь катать сколько хочешь…

И под смех всего класса дал ему круглый карандаш, а потом продолжал объяснения как ни в чем не бывало.

После уроков ребята остались на пионерский сбор. На сбор пришел и Ефим Савельич. После того как обсудили успеваемость и утвердили план работы на лето (в школе впервые открывался пионерский лагерь), слово попросил Ефим Савельич. Он вышел к доске, достал из кармана конверт и нацепил на нос очки.

— Тут нам, ребята, пришло письмо из Сиднея… Сидней где, кто знает?

— В Швеции!

— Во Франции!

— В Англии!

— В Австралии, — неуверенно сказал кто-то.

— Правильно, в Австралии…

— А что за письмо такое?

— А вот послушайте-ка. — Ефим Савельич пробежал сперва листок глазами, а потом стал читать: — «Каждому, кто сообщит о судьбе закольцованного скворца, с номерами от 1 до 20, о его местопребывании, о времени прилета, количестве яичек, времени выведения птенцов и условиях гнездования, будет выслан альбом птиц Австралии и почетный значок Общества по охране природы». Подпись: «Профессор Эллиот».

В классе поднялся страшный шум. А Васька прямо-таки оцепенел от удивления: лицо его вытянулось, глаза полезли на лоб, будто он проглотил что-то непонятное и не мог продышаться. Павлик же как встал, так, и забыл сесть — все смотрел на Ефима Савельича, моргая глазами. Учитель призвал класс к порядку, ребята сели, но и сидя продолжали спорить, потому что никто не знал, что означает письмо, и многие подумали, что надо тут же пойти ловить скворцов.

— Садись, Зарубин, — кивнул Ефим Савельич и, когда все наконец успокоились, сказал тихим, проникновенным голосом: — А ведь нам повезло, ребята. Скворец с номером 17 у нас…

— Где? — загалдели ребята. — Неправду говорите!

— Почему же неправду? Скворец поселился на кладбище, отложил несколько яиц, но вот кому-то не понравилось, что он там живет, выгнал из гнезда…

— Кто же это?

Ребята стали переглядываться. Некоторые втянули головы в плечи, потому что кое за кем водился такой грешок — разорять птичьи гнезда. Установилась тягостная тишина. Все ждали, что учитель назовет разбойника птичьих гнезд.

— Кто разорил гнездо, тот сам знает. Я хотел только сказать, что скворца мне удалось все-таки спасти…

— А где он, где?

Многие вдруг подумали, что Ефим Савельич принес скворца с собой, и уставились на его портфель. Учитель перехватил их взгляд и усмехнулся.

— Впрочем, скворец уже улетел. Пожил у меня в баньке несколько дней и улетел.

— А кому же альбом тогда и значок?

— А это я и сам не знаю…

Ребята опять зашумели. Учитель задумчиво посмотрел на них.

— А может, так поступим… — неуверенно сказал он. — Объявим конкурс на лучшее сочинение: «Мои летние наблюдения за жизнью птиц». Вот того и удостоим. А письмо доктору Эллиоту я уже написал.