Альберт Лиханов - Крёсна

Зря она, конечно, страдала — никаких художников и музыкантов из нас, в конце то концов, так и не получилось. Но это точно — страдала. И вот тем майским утром это все выяснилось.

На первом уроке теперь было светло, свечки и коптилки, как и учительская лампа, отдыхали где-то до следующей зимы, хвойный отвар нить уже не принуждали, закончили и витамин С в коробочках — Анна Николаевна наказала на родительском собрании матерям и бабушкам нашим готовить салаты из сныти, а как только полезет щавель, го и варить зеленые щи.

Учить взрослых, как это делается, не нужно было, требовалось именно наказать, чтобы не забыли, обратить внимание на важность, подчеркнуть необходимость, что Анна Николаевна и сделала за один лишь разговор со взрослыми нашими спасательницами, которые, конечно же, все хорошо помнили и про горькую хвою, которой дома бы напоить так ловко, как сделала это Анна Николаевна, никому, пожалуй, не удалось бы, и были довольны и за все ей обязаны, да и сами знали, ждали весны и зелени не только как радости, но и помощи от природы.

Одним словом, в последние дни перед каникулами не существовало уже никаких спасательных церемоний, и некоторое запоздание нашей классной руководительницы воспринималось легко, как должное, а когда она вышла, да и не одна, оживление настало прямо-таки каникулярное.

Она вошла в сопровождении черноволосого молодого мужчины, который нес в обеих руках какие-то странные черные предметы, и когда положил их на учительский стол, я разглядел, что это футляры. Один-то был, наверное, для скрипки, а второй, похожий на гробик, я видел первый раз.

— Дети, — сказала громко наша гордость, — я привела настоящего музыканта.

Я вглядывался в мужчину и мучительно соображал, где мог его видеть. Мой музыкальный опыт был ничтожен, и если я учил когда упражнение номер двадцать четыре на пианино частной музыкантши, то ведь тем дело и кончилось. Да еще нотными ключами, которых я исписал целую тетрадь в косую линейку. Ну и радио, к которому прислушаешься порой, если не решается трудная задача. Ведь известно: когда что-то не получается, всегда мешает сущая ерунда, вроде радио, ноющего скрипкой.

Так что дядьку этого, настоящего музыканта, как выразилась учительница, на концертах я встретить не мог за отсутствием моего присутствия на каких-либо концертах, если они даже и случались в нашем городе.

И тут меня долбануло, да так, что я пошатнулся: это же вчерашний золотарь! Он соскреб щетину, причесался на пробор, значит, помылся, и был одет в приличный по военным временам пиджак, белую рубашку, а у горла топорщился галстук под названием бабочка.

Эта бабочка сбивала меня с толку! Что общего между ней и вчерашней осклизлой бочкой, длинным черпаком, хламидой с капюшоном и несусветной вонью?

Как это вообще могло произойти, что один и тот же человек — музыкант и дерьмовоз?

И почему он не на войне, вот что!

Ведь не было же, не могло быть в городе молодых людей мужского пола, если, конечно, на них нет военной формы. Ясное дело, встречались на улицах раненые, выздоравливающие после боев, но их издали узнаешь — с костылем, палочкой, с рукой на перевязи, но даже если этих явных признаков нет, все равно раненого можно легко отличить, особенно если встречаешь его по теплу, летом — на гимнастерке ведь у каждого есть нашивки, желтые и красные, среднее и тяжелое ранение, и они рядом с орденами. Все остальные назывались тыловыми крысами, вот так! И наша детская праведность не желала слышать объяснений, а они ведь всегда найдутся: болезнь, бронь — что еще выдумано такое, чтобы только не воевать?

Вот именно — что еще?..

Мужик с бабочкой как-то сладко улыбался, посматривал на нас, но вовсе не рассматривал, не глядел на одного, потом на другого, точно мы были для него общим местом, чего, кстати, терпеть не могла Анна Николаевна, не раз высказываясь на эту тему.

Для нее, как она говорила, не было класса, зала, аудитории в смысле собрания людей. В смысле стен и потолков — пожалуйста. Да, говаривала она, это помещение, где вы сидите, — класс, но сами вы не класс — а Вова, Нина, Коля, Сережа, Катя, понимаете? Один знает получше арифметику, но похуже русский, другой же — напротив. Вовка, к примеру, обожает зеленый лук с солью, а Нина — клубнику. И если я хочу что-нибудь объяснить вам, надо это объяснить так, как если бы я рассказывала тебе одному, Коля, — лично и персонально!

Такое выражение нам очень нравилось — лично и персонально!