— Смейся, смейся! — кивал головой Август. — Это только доказывает, что я прав. Смейся!
— Ха-ха-ха! Я смеюсь, потому что паршивые у вас дела, если вам так понадобилось зелье-веселье. Невесело вам, значит… Ха-ха-ха!
— Ты, кажется, забыл, где сидишь, — процедил сквозь зубы Рыжий Август. — Мне бы не хотелось сразу вести тебя в подвал.
— Не пугай меня, гнида! — презрительно глянул на него Стороженко. — Я уже старый человек. И мне уже ничего не страшно. Я не знаю секрета зелья-веселья, но если бы и знал, никогда не открыл бы его тебя.
— Ты знаешь! И откроешь! Просто это займет немного больше времени, чем могло бы занять. Учти, отсюда никто не убегал и не убежит. Эти стены очень надежны.
Август не знал, что в марте сорок третьего отсюда, из внутренней тюрьмы гестапо, убежит подпольщик. Это был единственный за всю историю побег отсюда. Правда, женщина, у которой он спрятался, на следующей день выдала его, оказалась предательницей. Об этом мне потом рассказал Чак.
Я с волнением смотрел на старого Чака, не в состоянии ничем помочь ему. Мне еще не нужно было выполнить просьбу Чака.
— Делай со мной что хочешь, — хладнокровно сказал Стороженко. — Но все это напрасно.
— Сделать не тяжело. У нас тут такие специалисты, что из мертвого вытянут то, что нужно. Но ты такой старый и немощный, что я боюсь, как бы ты не стал сразу трупом после первой встречи с ними. Поэтому я сделаю перерыв, дам тебе возможность хорошо подумать и все взвесить. Если ты дашь нам зелье-веселье, ты свободен. Я не стану даже мстить. Тебе и так недолго осталось. Если нет — жизненный опыт и фантазия должны тебе подсказать, что тебя ждет. Неужели тебе хочется помучится перед смертью? Подумай! Это глупость, что что ты старый и тебе уже ничего не страшно. Наоборот. Чем старше человек, тем больше она боится смерти. Иди и подумай. — Август нашел кнопку, зашел солдат.
Стороженко хотел, видимо, что-то сказать, потом передумал, только махнул рукой и молча вышел. Я,конечно, следом за ним.
Солдат вел его длинным коридором.
Одна из дверей раскрылась, и оттуда вывели троих — окровавленных, в рваных красных футболках. Когда я потом рассказал Чаку об этой встрече и описал этих троих, он сказал, что это было, наверно, футболисты киевского «Динамо», участники знаменитого «матча смерти». Оставшись в оккупированном Киеве, они сыграли несколько матчей, как команда Четвертого хлебозавода, с немецкими армейскими командами. Чаще всего играли на стадионе «Зенит» на улице Керосиной. Теперь это стадион «Старт», и там установлен памятник героям-динамовцам. А улицу назвали именем Шелуденко — разведчика, который первый ворвался на танке в оккупированный Киев и погиб на его улицах.
С разгромным счетом (11:0, 13:0) выиграли динамовцы в красных футболках у фашистов. И каждый гол киевляне восторженно принимали, как удар по ненавистным оккупантам. Это было массовое проявление патриотизма. И до немцев наконец дошло. После матча с командою «Люфтваффе»(воздушных сил) динамовцев арестовали и вскоре расстреляли (в феврале 1943 года).
Немец завел Стороженко в камеру в подвале. Я проскользнул следом.
Когда громыхнули двери и клацнул замок, я на мгновение почувствовал ужас.
Я понимал, что мне что не угрожает, что в крайнем случае я немедленно вернусь в современность, но было жутко чувствовать себя закрытым в камере-одиночке гестапо.
Нельзя было терять ни минуты. Я должен выполнить просьбу Чака, должен успеть сказать Стороженко, почему Чак отвернулся от него.
— Петр Петрович… Пьер! — начал я и сразу почувствовал холодную скорость, которой тянуло от стен камеры.
— А? — Стороженко вздрогнул, удивленно посмотрел на меня.
Не давая ему опомниться, я сразу выложил скороговоркою всё, что нужно было сказать.
И снова так, как на базаре, когда он узнал Чака, морщины на его лбу разгладились и лицо осветилось улыбкой.
— Спасибо… Хорошо, что сказал. А то я уже думал… — И сразу его брови удивленно поднялись. — Подожди! А ты как же тут оказался? Или, может, я брежу… — он дотронулся до своего лба.
Я даже не успел ничего сказать. Двери вдруг резко открылись, и в камеру вскочил Рыжий Август.
— Что?! Подпольщик? С вязанкою? На базаре? Где? — он кинулся ко мне. Наверно, в камере были вмонтированы микрофоны, и он слышал всё, что я сказал Стороженко.
Но протянутая рука Августа не тронула меня. С неожиданной для своего возраста ловкостью Стороженко вскочил и схватил его обеими руками за горло.
Читать дальше