Владимир Добряков - Король живет в интернате

Сойдя со сцены, он подошел к Раисе Павловне, и они быстро и легко заскользили по блестящему паркету.

Сделав круг, директор сказал, обращаясь ко всем:

— Правда же, нетрудно танцевать вальс? А теперь приглашайте друг друга. Начнем разучивать танец.

Удивительная вещь: оказывается, совсем не легкое дело мальчику седьмого класса пригласить на танец девочку, с которой он сегодня, может быть, даже сидел за одной партой. Для этого, оказывается, надо собрать всю свою волю и решимость. Этому, оказывается, предшествует отчаянная борьба с самим собой. С одной стороны, и хочется пригласить, а с другой упрямое самолюбие твердит: «Что? Я должен приглашать девчонку? На виду у всех?..»

Девочки и мальчики из четвертых и пятых классов были не такими самолюбивыми людьми. Они уже стояли парами, а старшеклассники все еще в нерешительности косились друг на друга.

— Мальчики! О, храбрые мальчики! — шутя, восклицала Раиса Павловна. — Приглашайте девочек. Королев, ну пригласи Свету!

Если приказывают — другое дело. Андрей собрался с духом и решительно направился к Светлане. Увидев это, та вдруг упрямо мотнула головой и торопливо сказала:

— Раиса Павловна, можно я с Олегом буду танцевать?

— Пожалуйста. Как хочешь.

Для Андрея это было словно пощечина. За что она сердится? За старое или потому, что у них случилась в спальне кража и она подозревает его? Андрею хотелось уйти, скрыться. Но куда уйдешь? Однако и стоять с дурацким видом тоже неудобно. Андрей подошел к Сонечке.

— С удовольствием, — опустив глаза, жеманно проговорила она и положила невесомую руку на его плечо.

Когда плохое настроение, то никакое дело не ладится. Разучивая вальс, Андрей никак не мог сосредоточиться, без конца сбивался, и Соня, с досадой хмуря бровки, говорила:

— Ах, до чего вы, мальчики, неспособные к танцам.

Потом начались игры. Прыгали в мешках наперегонки. Завязывали двоим глаза, и они кормили друг дружку киселем. В зале стоял хохот. Андрей не смеялся. Стоял в углу мрачный, безучастный и ждал, чтобы скорей все это кончилось…

На другой день (как это бывает по субботам) заговорили о доме, о родных, кто как завтра проведет воскресенье. Забыв о краже в спальне, о школьном бале, Андрей уже с беспокойством думал, — что его ожидает дома? Позовет его Зубей или нет?

В этот день Андрею выпала очередь дежурить в столовой. Он явился туда за несколько минут до обеда и, повязав белый передник, вместе с другими дежурными принялся раскладывать на столе хлеб, солонки, ложки. Ложки — все тридцать штук — раскладывал на столе по порядку, как сидят ребята. Вот Митяя место. Вот Гусевой, Оли, Тамары, Светланы. Светлане ложка досталась горбатая, с перекрученным черенком. Какой-то проказник, видно, засунул черенок в щель стола и несколько раз перекрутил. Закончив работу, Андрей снова взглянул на изуродованную ложку Светланы. Подумал, вздохнул и унес ее. В ящике, у раздаточного окна, выбрал новую, блестящую ложку и положил ее Светлане.

Вскоре дали звонок на обед. Столовая наполнилась шумом, голосами. Тут успевай поворачиваться! Первое — борщ с бараниной и сметаной — Андрей разносил на подносе сразу по четыре порции. Остановившись возле Светланы, тихо произнес:

— Возьми тарелку.

— Спасибо, — услышал в ответ. Она произнесла это, почти не раскрывая губ, не удостоив его взглядом. И тогда Андрей остро ощутил вчерашнюю обиду. И так у него сделалось нехорошо на душе, что ушел бы вон из столовой. Ожидая у раздаточного окна своей очереди, он вдруг с отчаянной решимостью подумал: «Все равно! Позовет, так позовет. От Зубея не спрячешься».

…Начало смеркаться, когда Андрей подошел к дому. Поднявшись на площадку четвертого этажа, услышал за дверью квартиры Евгении Константиновны музыку, голоса, звон посуды. Вернулись! Уже и гости у них.

Дома ему, как всегда, обрадовались. Нинка с восторгом рассматривала брата — его белоснежный воротничок, выглаженные для вчерашнего бала брюки, начищенные ботинки.

— Разве сегодня праздник? — спросила она и так широко раскрыла глаза, что они сделались круглые, как пуговицы.

Он засмеялся, рассеянно потрепал ее по спине. Пока Ирина Федоровна собирала на стол, Андрей тихонько спросил Нинку:

— Меня никто не спрашивал?

— Никто.

— А этот, с такой вот головой, тоже не спрашивал?

— Тоже не спрашивал…

— Андрей вздохнул с облегчением.

Дома Андрею показалось непривычно тихо, скучно. Пили чай. Об интернатских новостях он рассказывал не очень охотно, и мать не настаивала, не расспрашивала. После чая она принялась за свои обычные дела: мыла посуду, потом села за машинку что-то шить. Андрей поиграл с сестренкой, послушал радио, А что еще делать? Только девять часов. Сходить бы к Евгении Константиновне. Но у нее гости. Придется ждать до завтра.