Кармен Васкес-Виго - Мятные леденцы

Пепито, чтобы не выслушивать приказа дважды, схватил Дракона и засунул его в его собственный ящик, рядом с домиком, куда был помещён вновь прибывший аристократ.

Сеньора уселась напротив своей собаки. Заметив, что та начала чесаться, она раздражённо закричала:

— Этого надо было ожидать! Он набрался блох от этой странной псины! — Последние слова явно относились к Дракону.

— Блох у него нет! — возразил Кике.

— Тогда почему он чешется? — ехидно спросила Кети.

— Она чешется потому, что её сердят.

Но сеньоре такого объяснения было недостаточно. Она рывком поднялась со скамейки и, распространяя вокруг себя запах дорогих духов, пошла к выходу.

— Об этом должна знать дирекция! Не знаю, как таких допускают к выставкам! Это же смех один! — бросила она на ходу.

Ребята не могли отвести глаз от афганца.

— Мне наша собака очень нравится, — призналась стоявшая рядом Кети. — Тем более, что она стоит кучу денег.

Ребятам надоели разговоры о деньгах: они бы давно отказались от всех этих дел, если бы не долг.

Вдруг в конце аллеи появилась тётя Энрикета. Она вела какого-то человека со значком распорядителя на лацкане пиджака.

— Видите? Вот здесь! — говорила она, пальцем показывая на Дракона. — Если вы допускаете сюда всяких неизвестных собак, я больше не стану выставлять на выставке Милорда. А он ведь четырежды чемпион! Родился в Афганистане… и вообще он…

— Очень дорогой… — добавила Кети.

— А он набирается блох от какой-то уличной собаки! — заявила тётя, чтобы ещё сильнее обидеть ребят.

Дракон, как бы в подтверждение, опять начал чесаться.

— Видите? Теперь вы убедились, что я права? Какой позор! Какой стыд!

— Дракон — отечественная собака! И если вы разрешаете участвовать в выставках только иностранным, то в этой стране нет справедливости! — кричал Китаец, сжимая кулаки.

— Речь идёт не об этом, — пытался убедить ребят распорядитель. — Чтобы иметь право выставлять собаку, необходимо выполнить ряд требований. Во-первых, уплатить деньги… налог…

— У нас нет денег.

— Вы принимаете только богатых собак, — продолжал Китаец, — и это тоже несправедливо!

— Нет, — улыбнулся сеньор. — Даже если бы у вас были деньги, эта собака не может участвовать в конкурсе.

— Всё это происходит из-за того, что некоторые… — возмущённо кричал Китаец, — боятся, что на конкурсе они будут побеждены!

— Кто это нас может победить? Не эта ли дворняжка?! — ехидно захихикала сеньора.

— Да, именно она!

— Я буду жаловаться! Я напишу письмо директору-распорядителю! Это издевательство, насмешка!.. Я сделаю всё, чтобы ваша выставка навсегда потеряла уважение публики!..

— Успокойтесь, сеньора!.. Ведь это просто недоразумение…

— Недоразумение? Или вы немедленно выгоните это ничтожество, или я забираю Милорда и ухожу!

Сеньор рукой указал на выход, и Пепито, смирившись, взял ящик.

— Пошли, ребята.

И вдруг Дракон, видимо решив бороться за свои права и восстав против несправедливости, выскочил из ящика и бросился под стул, на котором сидела тётя Энрикета. Оттуда он злобно поглядывал на афганца и рычал, показывая клыки.

— Заберите отсюда это животное! — визжала сеньора, готовая упасть в обморок. — Это заговор! Это выпад против уважаемых людей и собак!

Милорд, хотя ребята считали его неженкой, тоже решил показать свой характер. Как только Дракон зарычал во второй раз, он выскочил из своего домика, и они оба, вцепившись друг в друга, покатились по земле.

— Он же съест моё сокровище! — визжала тётя. — Пошла вон, дворняга, пошла вон!

Дракон, то ли потому, что не мог простить оскорбления, то ли потому, что его обуял азарт борьбы, не обращал внимания ни на приказы, ни на уговоры.

— Пойдём, Дракон! Не обращай внимания. Здесь не место для нас, — просил Пепито.

Но пёс не слышал его. Он даже не взглянул на кусок миндального шоколада, который показывал ему Кике. Дракон пытался укусить Милорда, и наконец ему это удалось, несмотря на густую длинную шерсть соперника. Милорд взвыл.

— Какое несчастье! Какое горе! Зовите полицию… «Скорую помощь», скорее «скорую помощь»! — визжала хозяйка, обращаясь к толпе, собравшейся вокруг.

— Для кого? Для вас или для Милорда? — ехидно спросил Китаец.

— Для обоих! — быстро ответила она, но, сообразив, что не то сказала, добавила: — А вас нужно всех отправить в исправительную тюрьму!

Дело принимало дурной оборот. Сеньор-распорядитель строго сказал: