Ференц Мора - Волшебная шубейка

— Видывала я, сыночек, больше всего фей, когда ты ещё совсем маленький был. А я тебя в корыте заместо колыбельки качала да песню про «Красавицу Юлишку» по сто раз кряду тебе певала. А феюшки из мышиной норки выбегают — и ну танцевать! А то вдруг затеют они на нитке-паутинке раскачиваться и всё норовят, бывало, под кисею заглянуть, которой я личико твоё от мух укрывала. С той поры я уж, конечно, фей в таком множестве не видела. Хотя и по сегодня они нет-нет, да и дадут о себе знать. Например, когда бедному человеку поможешь или ещё какое-нибудь доброе дело сделаешь, и вдруг у тебя перед взором так сразу светло-светло станет. Я так думаю: это от них, от фей, озарение исходит. А то, помню, в страду напоила я изо рта перепелёнка малого. Он от матери своей убежал да, видно, и заблудился. Так мне тогда всё поле пшеничное в пояс кланялось. Ясно, не само по себе — феи на него своими ротиками дули.

Вот это уже понятный разговор! Не то что туманные рассуждения моего друга, дядюшки Месси. И я решил увидеть свою волшебницу ещё до того, как я стану обладателем чудесной шубейки.

Первую попытку я предпринял со старым цыганом Бароном. Беднее его, наверное, в целом мире не было человека, а он каждый день мимо нашего дома проходил. Пошарил я по закуткам на нашем дворе и, отыскав старую, ржавую подкову, сел у дороги поджидать, когда цыган Барон появится. Недолго мне и ждать-то пришлось; смотрю, идёт старый цыган с поля, тощего поросёнка за собой на верёвке волочит.

— Дядя Барон! — крикнул я ему приветливо.

Дядя Барон, услышав, что его зовут, вздрогнул и озираться начал, словно в поисках сусликовой норки, чтобы в неё поскорее нырнуть. Но, увидев, что это всего лишь я его окликаю, чуточку осмелел и, сняв с головы свою шапку-котелок, подошёл ко мне поближе.

— Ох, Гергё, шердешко ты моё, ишпугал ты меня, штарого чигана, я тебя за жандарма Абеля принял, у него тощь-в-тощь твой крашивый голошок, как у чиплёнощка. А я разве повинен, что этот свинух сам за мной увязался. Я слепой чиган, не вижу, что он в другой конец верёвки вцепился жубишшами и бежит. Не гнать же мне его, бедняжку, прощь? Правду я говорю, принч ты мой молодой?..

— Дядя Барон, — перебил я его причитания, — я вас пожалеть хочу.

— Пожалеть? В шамом деле? И што ты мне пожалеть хощешь? Ждоровья или богатштва великого? Да ты что-то ш шобой для меня, штарого, принёс? Давай пошкорее! — протягивая руку, вскричал старик. — Подай чешому дядюшке Барончику, мой золотой Гергюшко!

Я протянул ему подкову, а сам вытаращил глаза, смотрел, боясь пропустить миг, когда возникнет сияние, исходящее от феи. Но увидел я только, как свирепо засверкали Бароновы глаза.

— Да што бы сороки выклевали тебе ощи твои бештыжие! Ты думаешь, всякий нищий шопляк шмеяться может над чиганом Бароном? — хлопнув меня по спине шляпой, завопил цыган Барон.

Причём его последние слова я слышал уже издали, так мне вдруг захотелось поскорее очутиться у себя во дворе, по сию сторону плетня, и я не стал дожидаться, пока начнётся парад фей.

«Ладно, может, с перепелятами мне больше повезёт!» — подумал я и отправился искать по пшеничным нивам жаждущего напиться перепелёнка. Всего одного мне и удалось заприметить, однако и он оказался чересчур шустрым и не пожелал, чтобы его напоили водой. Возвращаюсь усталый домой, а навстречу мне старый матушкин индюк.

— Врут, врут, все врут! — кричит.

Постой, Гергё, подумал я, почему обязательно перепелёнок тебе нужен? Напоить можно ведь и индюка. Побежал я к колодцу, набрал в рот воды, обхватил индюка и ну тянуть к своему рту его лысую, всю в бородавках голову. А тот отворачивается, вырывается и кричит что-то истошным голосом. Наверное, он мне так кричал:

— Врут, дурачишка, врут, будто я пить хочу! Хочешь мне добра, накорми меня лучше черррвяками да хрррустящими жучками!

А я не слушаю его и знай тянусь к нему ртом. Кончилось все это тем, что индюк разозлился, клюнул меня своим большущим клювом в лоб, а потом, когда я, заорав, упал, он вскочил на меня и так меня отделал, что до сих пор больно вспомнить. Хорошо ещё, что отец в окно видел моё единоборство с индюком и быстро прибежал ко мне на помощь.

— Ну, теперь я вижу, — смеясь, сказал он, — надо тебе в гусары идти, когда в армию угодишь.

— Почему? — вытирая слёзы, удивился я.

— Потому что на коне ты поскорее сможешь убежать от врага.

Поведал я отцу сквозь слёзы о своём добром намерении напоить индюка водичкой, чтобы потом посмотреть на фей-волшебниц, а отец покачал головой и говорит: