Под столом валялось все то, что она когда-то видела в сарае, а потом в комнате Савелия Дмитриевича. Эти «богатства» были даже еще приумножены.
Уже повернувшись, чтобы уходить, Инна Васильевна увидела почти у самой двери черный мотоцикл. Его пустая фара, приподнятая вверх, напоминала раскрытую пасть зверя. Инна Васильевна невольно попятилась.
Этого еще не хватало! Мало времени тратят мальчишки на возню с велосипедом, так они еще поломанный мотоцикл откуда-то притащили. Теперь они станут разбирать его, потом собирать, как было в свое время с замками, будильником, кофейной мельницей. Кто даст гарантию, что после мотоцикла они не примутся за ее швейную машину или откажутся поковыряться в утробе старого локомобиля, уже много лет ржавеющего за сараями?
Нет, надо положить этому конец!
Но если, несмотря ни на что, дети так настаивают на своем, значит, тяга их к этой странной игре слишком велика и простой запрет тут не поможет. Надо иным способом убедить ребят, доказать очевидную нелепость этого их увлечения.
Инна Васильевна прикрыла дверь, ногой придвинула к ней камень и стала спускаться вниз.
Выбрав день, когда Савелий Дмитриевич был снова дежурным, Инна Васильевна постучалась в дверь общежития.
— Войдите, Инна Васильевна, — отозвался тракторист и открыл перед нею дверь.
— Вы меня по стуку узнаете? — удивилась она.
— Не по стуку, и даже не по походке, — ответил тот, — а больше некому быть в это время — все заняты.
Этот нечаянный намек больно задел Инну Васильевну.
— Может быть, вы также угадаете, зачем я пришла? — спросила она, скрывая обиду.
— Санитарное состояние проверить, — бодро отвечал Савелий Дмитриевич. — Пожалуйста! Спасибо за науку, за вмешательство в нашу жизнь.
— За «спасибо» — спасибо, — усмехнулась женщина, — но пришла я не за этим…
Воспользовавшись паузой, он поспешил заверить:
— Чем сумеем помочь — всегда, с большой охотой. Электроплитку исправить… утюг починить… швейную машину… мясорубку…
С каждым новым предметом, который он называл, его голос становился тише и неуверенней — он понял, что не угадал.
— Не то, — покачала Инна Васильевна головой, — исправьте мне детей. Они вас, как я заметила, слушаются.
— Леву? — переспросил озадаченный этой просьбой Савелий Дмитриевич.
— Леву и Николая. Сами знаете — неразлучны они стали.
— Это хорошо, Инна Васильевна, что вы не об одном Леве беспокоитесь. Так чем же они плохи? В чем провинились?
— В чем вина их — вы, очевидно, сами знаете: не слушаются, слишком любопытны, да все без пользы — любую машину норовят на части растерзать. С простых вещей начали, а уж до мотоцикла добрались. Ваш он, должно быть. Совсем вы от него отказались или в ремонт им отдали?
— Вины своей не признаю, Инна Васильевна, — отвечал Савелий Дмитриевич, не торопясь рассеивать заблуждение женщины, чтобы не повредить детям. — Что ребята в страсть вошли — хорошо. Какая работа, какой характер возможны без страсти? Если же искать корни неуважения к матери, то надо заглянуть в далекое прошлое. Еще когда вы их кормили кашками и соски в рот совали не по научному регламенту, а когда требовалось заставить их не орать, тогда допустили первую ошибку. Моя младшая сестра на таком принципе воспитана: заорет, закапризничает — ей сейчас же бублик в рот… Сейчас она уже подросток, а все к своему способу прибегает.
«Мой, кажется, не из таких», — про себя подумала Инна Васильевна, а вслух сказала:
— Мотоциклов я вообще боюсь, и, по-моему, незачем разжигать в детях эту страсть. Вдруг они потом кататься вздумают?
— И на здоровье! — поспешил вставить Савелий Дмитриевич.
— А вдруг с ними что-нибудь в дороге случится? Вот и сейчас: поедет Лева на велосипеде, а у меня сердце не на месте. Боюсь я за него…
— Вы, значит, добиваетесь, чтобы и дети стали такими? — горячо заговорил Савелий Дмитриевич, словно обрадовавшись, что наконец понял ее. — Чтобы боялись одного звука мотора, чтобы спортом, конечно, не занимались, чтобы плавать не учились, на коньках не катались, чтобы зонтичек при них постоянно был, галошики, пуховый платок… Чтобы перед тем как влюбиться, спросили разрешения у маменьки? — Он неожиданно умолк, поняв, что перехватил через край. — Ох, извините, Инна Васильевна, кажется, я немного лишнего сболтнул?
— Странный вы человек, — сказала она, не выказывая обиды. — Я не сержусь, знаю, что вы друг моим детям, и это обязывает меня прислушиваться к вашему мнению.
Читать дальше