Полотняные занавески на окнах сияли белизной, стол был накрыт чистой простыней, на спинках коек висели чехлы. И нигде ни одной лишней вещи. Пол выскоблен добела, как умела одна Инна Васильевна. И воздух в комнате был совершенно иной — не пахло сапожным кремом, не раздражал запах махорочного дыма.
Даже Савелий Дмитриевич, который поднялся навстречу из-за тумбочки, за которой он что-то писал, был не таким, как всегда. Он предупредительно, как милиционер на перекрестке, поднял руку:
— Стой!.. Куда идешь?
— Куда, куда, — смутился Лева, чувствуя обиду. — Не видите?
— Ты по личному делу или по служебному?
— По служебному… Я втулку принес… капризничает она, вот я и прошу…
— Просить будешь потом, — оборвал Савелий Дмитриевич хотя и резко, но с дружеской улыбкой, — а прежде выдь да вытри ноги о половичок — вероятно, заметил его при входе? Да постучи в дверь три раза согнутым пальцем. А как услышишь в ответ «войдите», тогда и входи. — Опасаясь, как бы Лева не обиделся за суровую встречу, он смягчился: — Так и быть, на первый раз прощается. Так в чем дело?
Лева держал в руках узелок и не знал, куда его положить. Он еще раз оглянулся, спросил:
— Зачем у вас так чисто? Входить не хочется.
— Сами, — не без гордости сообщил бригадир, — сами все сделали… С помощью Инны Васильевны, конечно… Санитарных врачей ты когда-нибудь видел?.. Как они, придя в столовую, ковыряются в каждой щели, считают каждую муху, а потом составляют длиннющее такое стихотворение, в котором каждая строка кончается припевом: «штраф сто рублей»?
— Не видел я санитарных врачей, — покачал Лева головой, не понимая, какое отношение имеют они к его втулке.
— И хорошо!.. Считай, однако, свою мамашу за трех таких врачей. Ну, показывай свое горе.
Он расстелил на полу газету, и Лева развернул на ней свой узелок. Сидя на корточках, они рассматривали детали втулки. Савелий Дмитриевич одним пальцем рассортировал их, показал, как они должны укладываться внутри втулки, потом снова смешал все:
— Собирай теперь!
Но Лева уже понял. Торопливо собрав все в платок, он убежал.
В этот-то момент он и столкнулся в коридоре с матерью.
— Скажи, куда ты так рано собрался? И что ты несешь в платке?
Встреча явилась для Левы полной неожиданностью. Так как в прошлом он никогда не встречал матери в столь ранний час, ибо в это время еще находился в постели, то он даже не предусмотрел возможности такой встречи. Совершенно жалкий стоял он перед матерью, и узелок, который он не успел ни убрать за спину, ни сунуть за пазуху, ни бросить куда-нибудь в темный угол, а держал обеими руками впереди себя, дрожал у него в руках.
Большим испытанием была эта встреча для Левы. Надо ответить матери, что в узелке, а это значит — выдать их тайную мастерскую. Отделаться какой-нибудь полуправдой, сказать, например, что он случайно нашел мотоциклетную втулку и заинтересовался ее устройством? Нет, это искушение Лева сразу же отбросил — вдруг она отберет у него узелок, чтобы вышвырнуть его на свалку, как раньше пыталась поступить с колесами и рамой? И ведь в конце концов выйдет же наружу, над чем они все эти дни трудились, узнает об этом и мать. Так не лучше ли теперь сказать ей все?
Бледный Лева не спускал полного отчаяния взгляда с холодного лица матери.
Великим испытанием была встреча и для Инны Васильевны. Возможно ли, чтобы пагубное увлечение испортило Леву до такой степени, что он станет сознательно обманывать ее? Она старалась придать своему лицу выражение полного безразличия, даже скуки. Но глаза ее глядели требовательно.
— Это… от мотоцикла… мы собираем, — прошептал Лева белыми губами. Он развернул свою ношу. Инна Васильевна, видимо, спешила, потому что не стала даже смотреть. Она уступила ему дорогу и пошла по своим делам.
Пришел, наконец, день, когда ребята могли приступить к испытаниям своего творения.
Накануне вечером по совету Савелия Дмитриевича и при его помощи они перенесли мотоцикл в сарай. Здесь в последний раз все проверили, протерли от пыли раму и спицы, накачали колеса, залили бензин в бачок, укрепили седло.
Николай, словно капитан, снаряжающий корабль в далекое плавание, предусмотрел все. Небольшая уродливая жестяная коробка, подвешенная к раме на двух стяжках, битком набита гаечными ключами, отвертками, болтиками и другими столь же необходимыми вещами. Одним словом, ничего не упущено.
И все же ночь перед испытанием была, пожалуй, самой беспокойной в жизни каждого из них. Николай снова спал у Левы. Они разговаривали, Лева задавал бесконечные вопросы о взаимодействии частей мотоцикла и сам же на них отвечал. Николаю оставалось только поддакивать.
Читать дальше