Карл Векен - Аннемари и капитан

Новенького звали Клаус Хармс. Мы смотрели на него с удивлением.

На первой же перемене он произнёс речь:

— Я ваш Клаф, — сказал он. — Это значит классный фюрер. Мне нужны два адъютанта. Вон ты там, Деревянный Глаз, и вот ты!

Деревянный Глаз ходил тогда в школу с ячменём на глазу. Глаз у него сильно опух. Вид был устрашающий. Может, поэтому тот и выбрал его в адъютанты. Вторым адъютантом он назначил восьмилетнего.

Деревянный Глаз крикнул:

— Какой я тебе Деревянный Глаз? И адъютантом твоим быть не хочу!

— Не болтай, — сказал Клаус. — Будешь носить мой портфель и передавать мои приказы.

— Какие ещё приказы? — поинтересовался Боксёр.

— Вот узнаешь какие, ты, умничек! — ответил «Клаф».

— Спасибо, — сказал Боксёр. — А ты дурачок. Десять лет, а читать не умеешь!

— Хо-хо! — крикнул большой парень. — Ты, кажется, начинаешь дерзить? Эй, адъютанты, ко мне!

Тогда Боксёр вскочил и встал против Клафа.

— На что ты нам нужен, фюрер! — крикнул он. — А если нам такой понадобится, мы его выберем. Вот как Дитера выбрали отвечать за тряпку и мел!

— Заткнись, — сказал большой парень, — а то как дам по очкам!

Боксёр, одной рукой защищая очки, сжал другую в кулак и поднял вверх, как настоящий боксёр.

— Ах, ты боксёр?

Клаф расхохотался и толкнул его кулаком в грудь так, что он отлетел и ударился о парту. Но Боксёр тут же подскочил снова и со всего размаху дал ему в нос.

Деревянный Глаз и я бросились на помощь. Мы здорово отдубасили этого Клафа.

Учитель Вольтерс вошёл в класс, и мы разбежались по местам. Клаф стоял посреди класса и ревел, да и было отчего. Мы, перебивая друг друга, рассказали учителю, что случилось. На следующем уроке Клафа перевели в другой первый класс.

Учитель Вольтерс сердился и ругал нас, но нам показалось, что он притворяется. Мы были уверены, что он, когда был мальчишкой, поступил бы точно так же. А прозвища так и остались — Деревянный Глаз и Боксёр. Мы часто потом вспоминали, как осадили Клафа, пока он ещё не успел стать классным фюрером. Клаф был всего с месяц в нашей школе. Потом его отец переехал в Западную Германию.

Правильно ли мы тогда поступили? Как-то раз мы спросили об этом Отто. Отто — наш пионервожатый. Он сказал:

— Во всяком случае это было лучше, чем подчиниться Клафу.

Ну что ж, я расскажу. Только сразу предупреждаю: так складно, как Дитер, я излагать не умею. И по порядку тоже. Вы ведь меня знаете. Я как начну, меня не остановишь!

Мы, правда, решили говорить «по-берлински» только в игре, но всё равно мне трудно объясняться «литературно». Так что если у меня проскользнут разные эдакие словечки, не начинайте сразу орать. Пусть-ка лучше Дитер толканёт меня в бок. Ой! Это за что? Ах, да я, кажется, сказал не «толкнёт», а «толканёт». Но только, чур, толкай не так, как сейчас! А то ещё я приму это за вызов. И тут уж, ясное дело, начнётся драка. Вернее, борьба на ринге.

Нас ведь восемь детей в семье, и все болтают «по-берлински» — легко ли переучиваться! И вообще, как говорит моя мать, «главное — это золотое сердце». Рассказать, что ли, про золотое сердце моей матери?

Боксёр и Дитер её знают. Но кто другой и не поверил бы. Ведь вы уже слыхали, как она отлупила меня за цветные мелки.

Это точно, за цветные мелки она меня тогда здорово выдрала. И понятно, не в первый и не в последний раз. Но для полной ясности я сразу скажу: моя мать против побоев! Да-да, Дитер и Боксёр это понимают, они помнят случай с учителем Бутцем. И вообще моя мать давно уж не бьёт нас, детей.

Самое голодное время, когда всё шло шиворот-навыворот, прошло. Мать теперь и сама удивляется, как часто она нас тогда колотила. Я даже думаю, она на себя за это злится и малость стыдится. А что же ей было делать? Орава детей, один другого крикливее и драчливее. Школа не работает. А тут ещё отца забирают на фронт. Он должен стать солдатом, завоевателем Европы. Дети с голоду чёрт-те что вытворяют, лишь бы раздобыть кусок хлеба. Вот ей и пришлось взяться за палку, чтоб навести порядок. Виновата она? Нет, моя мать человек правильный. Это война и голод во всём виноваты. А многие родители и сейчас говорят, что детей надо бить. Но моя мать против.

А с учителем Бутцем вот как вышло. Мы тогда были первоклашками. Вернее, как раз перешли во второй. Тут у нас и отобрали нашего учителя Вольтерса. Ему пришлось взяться за старших. И начались для нас тяжёлые времена. Во втором классе у нас сменилось семь учителей. Одного перевели, другой заболел, двоих уволили. Один из этих двоих и был Бутц.