Григорий Остер - Остров Эскадо

— Сокровища! Ты сам погляди!

Но Плинтус поленился глядеть сам. Послал попугая.

Полиглот взмыл над мачтами пиратского корабля, как шпионский самолет, помчался к сверкающему острову. Назад попугай вернулся огорченный и расстроенный.

— Ну? — жадно спросили матросы. — Чего больше: бриллиантов или золота?

В ответ попугай выругался на одном языке, махнул крылом:

— Всего меньше. Ничего нет. Не сокровища там. Просто гражданский остров с местным населением.

— А блестит почему? Зачем сверкает? — удивились матросы.

— От чистоты сверкает. И от порядка блеешь Не то что у нас на корабле: паруса не стираны, якорь заржавел, по палубе пройти нельзя — по коленки в фантиках ходим.

Полиглот считал себя большим чистюлей, потому что сморкался только в крыло и перед обедом всегда вытирал лапки о скатерть.

— Ладно тебе, — обиделся за свой корабль капитан Плинтус. — Видали мы это сверкание. Подумаешь, блеск. Небось мусор вениками под диваны затолкали и радуются. Знаю я эту чистоту!

— А вот не знаешь! — фыркнул попугай. — На всем острове ни соринки.

— Спорим, найду! — И капитан Плинтус соскочил с походной кровати, топнул своей естественной ногой, заорал во все свое луженое горло: — Подать сюда мою позорную трубу!

У капитана была длинная, очень увеличительная, чрезвычайно позорная труба. В эту трубу капитан в свободное от грабежа и бандитизма время часами издалека подглядывал за ничего не подозревающими, ни в чем не повинными людьми, надеялся увидеть, как они в чем-нибудь провинятся. Надо признать, капитану. Плинтусу иногда везло: ни в чем не повинные люди вдруг вытирали грязные руки чистым полотенцем, дергали чужую кошку за хвост, лезли в бабушкино варенье своей ложкой или хватали, думая, что их никто не видит, из общей коробки лишнюю конфету… Тут-то капитан Плинтус их и позорил!

Теперь, надеясь найти мусор под диванами или пыль где-нибудь за углом, Плинтус с самой высокой мачты своего корабля внимательно осматривал остров Эскадо. Но нигде не было ни соринки.

Плинтус стал заглядывать в окна — внутри домов тоже царила идеальная чистота. В одном из окон капитан увидел двух одинаковых девочек в чистеньких платьицах и белых носочках. Девочки с закрытыми глазами сидели на маленьких стульчиках, почти не шевелились. Плинтус поморщился — терпеть не мог не шевелящихся девочек в чистеньких платьицах. Шевелящиеся девочки в грязненьких патьицах ему тоже не слишком нравились, но их он все-таки терпел, а чистеньких — нет.

Если бы Плинтус знал, на кого смотрит! Плинтус смотрел в свою позорную трубу на близняшек-двойняшек Тепу и Тяпу. Да, девочки-двойняшки смирно сидели на стульчиках, но это потому, что теперь каждый раз после утренней уборки сами на целый час привязывали друг дружку к стульчикам и закрывали глаза, чтоб удержаться, не навести за пять минут в доме жуткий беспорядок. Двойняшки считали, что сразу после уборки чистоту и порядок лучше не трогать: в эти минуты они маме особенно дороги.

Примерно через час Тяпа с Тепой перегрызали веревки, открывали глаза, бросались на чистоту и порядок, как два рассвирепевших бегемота.

Несчастная чистота пыталась спастись хотя бы на потолке, бедный порядок мечтал сохраниться хоть в запертых ящиках комода, среди аккуратно сложенных наволочек, но близняшки и там все переворачивали, а на потолке оставляли невообразимо разноцветные пятна и неизвестно как прилипший пластилин. Оскорбленная чистота и обиженный порядок кричали, что им плюнули в глубину души, и клялись друг другу никогда не возвращаться в этот дом и вообще на этот остров. Но на следующее утро мамы снова дружно брались за уборку — и все повторялось опять.

Короче говоря, если бы капитан Плинтус смотрел на остров Эскадо не сразу после уборки, а немножко поздней, ближе к обеду, он бы, конечно, увидел, как потихоньку отрастают у пап усы и бороды, пачкаются у детей шеи, руки и щеки. Он бы заметил, как проливается на скатерть молоко, а на ковер зеленка. Он бы углядел, как понемножку исчезает сверкание и тускнеет блеск, наведенный мамами с утра. И успокоился. Но капитан смотрел в свою позорную трубу как раз в тот час, когда, пораженные наведенным мамами порядком, все на острове, в том числе и мыши, ходили на цыпочках, не смели чистоту нарушать. Поэтому Плинтус тоже был поражен увиденным, его позорная труба не смогла показать никакого позора.