Эдвард Лир - Сказки Биг Бена

Каждый рык был, как взрыв гранаты.

И теперь я хочу вас спросить: видали ль вы… (Обратите внимание, я пишу не «львы» вместе, а «ль вы» отдельно, то есть я обращаюсь не отдельно к львам, а вообще к читателю. Так просто говорится, если нужно спросить о том, что и так ясно. Это называется риторический вопрос.) Видали ль вы, как облетает пух с головки созревшего одуванчика, если сильно на него подуть? Вот так от собственного его могучего рычания все волосы с головы мистера Гронга как ветром сдуло, вся его великолепная грива облетела, как пух с одуванчика. И мистер Гронг остался лысым.

Да, совершенно лысым: он убедился в этом, заглянув в лужу. «Какой позор! — подумал лев. — Да ведь я стану посмешищем для всех Джунглей!»

— Ха-ха! — подтвердил идущий мимо Гиппопотам. — Лысый, безволосый, смешной лев!

— Хи-хи-хи! — прохихикала с дерева Обезьяна. — Умора! Умора!

«Что же делать?» — размышлял мистер Гронг. Он понимал, что облетевшую гриву обратно не приставишь. Может быть, еще разок попрыгать и порычать, чтобы волосы испугались и выросли снова? А вдруг не только не вырастут, а наоборот, что-нибудь еще нужное облетит или отвалится? Например, уши или три ноги. Только представьте себе: лысый безухий лев, прыгающий на одной-единственной ноге! Это было бы еще смешнее.

И мистер Гронг решил на всякий случай совсем больше не рычать. Он только говорил негромко, если очень сердился: «Цу-цу-цу!» Это тоже было смешно, лысый лев, который бредет по Джунглям, бормоча себе под нос: «Цу-цу-цу!»

Нужно было найти выход из этого положения, и мистер Гронг придумал вот что: он нанял Муравьеда сидеть у себя на голове. Муравьед был длинноволосый, и, когда он сидел на голове у Лысого Льва, это очень напоминало гриву. Конечно, если мистер Гронг сидел. Но когда он прыгал, Муравьед сразу сваливался с львиной головы. «Перерыв на обед», — говорил Муравьед в таких случаях и начинал искать в земле муравьев. Обед, конечно, дело святое, но сколько может быть перерывов на обед? Один, два, три, — но не двадцать же и не сто раз в день! В общем, оказалось, что и Муравьед — это не выход.

— Печально, — сказал себе Лев, и ему действительно сделалось печально, как никогда в жизни. И он сделал такое, чего не позволял себе еще ни один лев на свете: он лег и заплакал.

— У него болит живот, — сказал Мимоидущий Гиппопотам.

— Он вспомнил своего любимого дедушку, — предположила спросонок Сова.

— Он получил телеграмму с плохими известиями, — прошелестела Пальма.

— Чепуха! — крикнула Обезьяна. — Как он мог получить телеграмму, если почтальоны боятся даже заходить в Джунгли?

И все звери печально качали головами. А деревья качали тем, что было у деревьев, — верхушками, ветками, листьями и гроздьями сочных плодов, таких вкусных, что просто пальчики оближешь. И качали они этими вкусностями так грустно, как только могли.

Лысый Лев плакал, пока не выплакал все слезы, так что ему пришлось выпить еще два ведра воды (по одному на каждый глаз). После чего он зарыдал еще сильнее.

— Брраво! Брраво! — раздался крик над самым его ухом. Лев поднял голову и увидел на ветке Белого Ворона, который кричал «браво» и громко хлопал крыльями. Это был когда-то обыкновенный Черный Ворон, большой любитель позагорать на солнышке. Но за долгие годы загорания — а ведь вороны живут по триста лет и больше — он выгорел, вылинял до совершенной белизны. Да, не удивляйтесь! — это люди от загорания чернеют, а вороны, наоборот, выгорают, как купальные трусики или ситцевое платье.

— Брраво! — кричал бывший Черный, а ныне Белый Ворон. — Какой тррагизм! Какая великолепная игрра! В последний раз я видел такую игру триста лет назад на премьере «Гамлета».

Ворон прикрыл глаза одним крылом, закачался на ветке и громко заорал:

— Быть или не быть! Вот в чем вопррос! Вопр-рос! Вопррос!

— Кыш, — негромко, но очень внятно произнес мистер Гронг и сердито взмахнул хвостом. Ветка поломалась от удара, а Белый Ворон обиженно взлетел и со словами «Пррощай! Пррощай!» удалился со сцены. Весь в белом, как тень отца Гамлета.

А лысый Лев заплакал еще безутешней.

И тогда пришел святой человек Даниил и сказал:

— Мне жаль тебя, Лев! Когда меня бросили в яму со львами, ни один из твоих сородичей не тронул меня. Публика была разочарована и потребовала, чтобы ей вернули деньги за билеты. Но я не забыл вашего хорошего отношения ко мне и хочу отплатить тебе тем же.