Стефан Каста - Зеленый круг

Кухня погружена в полумрак. Кругом тишина. Не тикают часы, не капает вода из крана, не слышно ни единого шороха, ни звука шагов, ни мягкой поступи домашней кошки. Лишь на разделочном столе от легкого дуновения из окна едва колышется кончик рулона бумажных полотенец. Вид обычного белого рулона меня почти околдовывает. Словно привет из мира, хорошо мне знакомого. Рулон пробуждает во мне неясную, смутную надежду. «Бумажное полотенце, — твержу я, словно мантру, — милое, старое бумажное полотенце».

Дина стоит у кухонного стола и рассматривает семью: мужчину, женщину и двух девочек лет десяти. У девочек темные, аккуратно причесанные волосы, старомодно завитые и схваченные на затылке черными зажимами. На них — одинаковые белые платья с красными и голубыми цветами. Видимо, они близнецы. Мужчина и женщина тоже в праздничной одежде. Женщина — в красном платье, на груди — круглый серебряный кулон с драгоценным зеленым камнем. На мужчине — пиджак и белая рубашка с синим галстуком. Так не одеваются, чтобы просто поужинать в кухне. Скорее всего, они что-то отмечали. Но на столе нет ничего, что могло бы подтвердить мои догадки. Ни бокалов, ни приборов, ни тарелок с едой. Странно: если что-то празднуют за столом, обычно едят.

Тут я вижу, что они держатся за руки. Сидят, опустив руки под стол и образуя ими замкнутый круг. Они молятся? Читают застольную молитву? Или готовятся к смерти?

Но самое странное — мужчина, женщина и обе девочки кажутся живыми! Словно они на секунду задумались над молитвой и в любой момент очнутся, снова начнут беседовать и смеяться.

Ни намека на трупный запах, ни единого признака болезни, ни пятнышка крови. Они сидят за столом как нарядно одетые манекены. Словно кто-то захотел сыграть с нами жуткую шутку и вот-вот выскочит из шкафа с криком: «Первое апреля, никому не верю!»

Я сажусь на корточки, чтобы заглянуть в глаза женщине, и вижу, что они совершенно черные. Как маслины, только более вытянутой формы. Мне кажется, что эта чернота слегка движется по краям, как волны. Меня словно затягивает внутрь. Мой взгляд мутнеет. Я быстро зажмуриваюсь. Выпрямляюсь.

— В чем дело, Юдит?

— Глаза, — шепчу я. — У них не глаза, а какие-то черные дыры. Жуть!

Дина кивает.

— Кажется, что они спят.

— Но это не так.

Дэвид наклоняется и заглядывает под стол.

— Гляньте-ка сюда, — говорит он.

Я нехотя наклоняюсь. В полумраке под столом лежат крупная черно-белая кошка и лохматая каштановая собака. Они тоже выглядят так, словно дремлют. Я с облегчением отмечаю, что их глаза закрыты. На шее у кошки красная ленточка с бубенчиком, она положила голову между вытянутых передних лап собаки. Дина осторожно дотрагивается до собаки, это среднего размера терьер.

— Должно быть, они все умерли одновременно.

— Причем явно давно, — говорю я. — Почему же они выглядят как живые?

Дина качает головой и встает.

— Что-то не сходится, — говорит она. — Словно время просто взяло и остановилось.

— Да, — соглашаюсь я. — И если запустить его снова, то можно их разбудить. Главное — понять, как это сделать. Как в сказке, когда на кого-нибудь накладывают заклятье. Если произнесешь правильные слова, человек оживет.

Габриэль качает головой.

— Это не сказка, Юдит. Похоже, что жизнь их всех внезапно покинула.

Возможно, Габриэль прав. Царящая здесь абсолютная тишина ничем не напоминает обычное сельское спокойствие. Причина в другом — в явной пустоте, полном отсутствии жизни.

— Тем не менее они не похожи на мертвых, — возражаю я. — Кажется, что они просто отдыхают. А вокруг пусто, ведь сейчас осень или зима.

— Их тела не разложились, возможно, потому, что здесь нет даже бактерий, Юдит.

— Неправда, — говорю я. — А как же белые птицы? Они же живые.

— Они не залетают за береговую линию.

Мне больше нечего сказать. Голова пухнет от слов, мыслей и вопросов. По мере того как новая реальность становится все очевиднее, я понимаю, что выбора у нас нет. Главные вопросы, над которыми мы все размышляем и которые не решаемся озвучить, это «Почему мы остались? Как мы можем дышать и жить в мире, который уже мертв?» Ни мне, ни ребятам не хочется об этом спрашивать. Во мне еще теплится слабая надежда, что погибло не все, и я хочу сохранить ее как можно дольше. Надежда, что жизнь есть на другой стороне. Пусть не здесь. В этом месте жизнь прервалась.

За кухонным окном начинает темнеть. Какое-то время мы тихо стоим и рассматриваем постепенно угасающий коричневатый свет над двором. Чувствую, что тут тоже что-то не так — я имею в виду сам свет. Мне всегда нравились наступающие сумерки. Но в этом нет привычной красоты: темнота опускается сразу, словно занавес. Я смотрю на мертвую семью за кухонным столом — все это напоминает кадр из черно-белого фильма.