Роман Николаев - Алакет из рода Быка

— Если я буду раздавать свое достояние каждому потерпевшему, — отозвался старейшина рода Оленя, — то сам потеряю все, что имею. Соуру и так оказана мной достаточная помощь! Я так же, как и все, участвовал в разгроме хуннов. Благодаря моим стараниям часть войска хуннов осталась в долине, и это уменьшило их мощь…

— Не твоим стараниям, а твоей трусости, — прервал его Гелон, — в то время как другие поднялись против хуннов, несмотря на неравенство сил, ты…

Обвинение в трусости — смертельное оскорбление для динлина. Теряющий самообладание старейшина бросился к Гелону, сжимая в руках клевец. Но в тот же момент над толпой взметнулись копья, клевцы, кинжалы. Послышались крики:

— Если старейшина не печется о роде, зачем он?! Долой старейшин, забывших о своем долге!

Телохранители князя тщетно пытались успокоить собравшихся. В этот момент раздался визгливый голос:

— Тихо! Слушайте меня!

Между знатью и собравшимися, раскинув руки, стала шаманка Байгет. Ее зеленоватые глаза пронзали тех, кто был рядом, и они отводили взгляд. Седые волосы и перья филина трепетали на ветру. Весь ее облик внушал суеверное почтение с некоторой долей страха, и эти чувства поддерживались в людях идущей по степям молвой.

— Люди! — начала шаманка, когда шум немного утих. — В небо смотрю я. Вижу дворец из облаков, солнцем и луною украшенный! Дворец владыки неба. Гневен повелитель. Хмуро лицо его. Грому голос его подобен! «Река, — говорит он, — вспять потекла, стадо пастуху не повинуется, дети мои отцов не слушаются!»

Она сощурила глаза, словно вглядываясь вдаль.

— Вижу, — продолжала Байгет, — собрались злые духи пустынь и радуются вашей распре! О, если клевцы и копья не сложите к ногам отцов и повелителей ваших, духи те черный мор на вас напустят, и желтый мор на вас напустят, и скот ваш зимой гололедицей погубят, а летом будут травы гореть, и не будет вам удачи в охоте. И жены ваши станут безобразны, словно старые пни, мхом поросшие, и дети родиться не будут!

Те, кто стоял в передних рядах, в ужасе попятились от шаманки.

Байгет умолкла и окинула взглядом поле. Шум медленно стихал.

Великая река, омывая поросшие рощами и кустарниками изумрудные острова, плавно несла на север стальные, с зеленоватым отливом воды. По обоим берегам возвышались горы, увенчанные лесами, словно диадемами из перьев на головах знатных динлинов. Некогда эти горы преграждали путь реке. Словно несметные полчища врагов теснили ее каменными щитами. Но река, подобно окруженному со всех сторон всаднику, с храбростью отчаяния бросилась вперед, руша все преграды, и вырвалась на волю. Борьба реки со скалами не кончилась. В бурю пенистые волны яростно кидаются на скалы, и временами подмытые утесы со страшным грохотом валятся в реку. Когда их слишком много обрушивается в одном месте, они снова поднимаются над водой, тесня реку от берега.

Во многих местах человек, плывущий в лодке по Великой реке, видит узкие каменистые полоски под обрывами, а дальше каменные стены отвесно обрываются вниз. Иногда скалы поднимаются ввысь причудливыми уступами, лесенками, башнями, подобно фантастическим храмам страны Магадха. [23] Магадха. — Древнее государство в Северной Индии.

Там, где скалы, расступаясь, образовали узкое ущелье, спускавшееся к воде, покачивалось несколько длинных выдолбленных из целого дерева лодок и больших плотов. Они были прикреплены сыромятными ремнями к прибрежным камням и кустарнику. Вечернее солнце низко повисло над горами. По реке пробегала кроваво-красная рябь. У берегов темно.

На склоне горы вырисовывались силуэты множества людей с цепями или тяжелыми деревянными колодками на ногах. Иные из них бронзовыми мотыгами снимали со скал тонкий пласт земли. Другие, на расчищенной площадке, железными теслами вырубали большие плиты красного камня. С обнаженных загорелых тел стекал пот. Солнечные лучи отражались на мокрых лицах, плечах и спинах. Люди казались отлитыми из меди или выбитыми из красного мрамора.

Между работающими прохаживались угрюмые динлины с ременными плетками и палками в руках. Вокруг площадки и на горе виднелось несколько силуэтов конных и пеших вооруженных стражников. На ближайшем к реке краю площадки догорал большой костер. Красные поленья с треском рассыпались на куски мелкого угля. Каменистая порода в нескольких местах треснула от нестерпимого жара.

— Довольно! — крикнул подъехавший на коне к костру Идат из рода Оленя. — Вырубайте плиту, дети шакала! Брат, — повернулся он к надсмотрщику, — не жалей палок!