Юрий Бородкин - Санькино лето

— Ракета! Смотри! — Санька привстал на ограду.

— Это — «Метеор»! — успел прочитать Валерка, когда стремительное судно не проплыло, а пролетело мимо, взметая за кормой водяную пыль и, быстро сжимаясь в размерах, скрылось в слепящем сверкании стрежня. — На подводных крыльях, видал, почти все дно торчит.

— Такой мог бы по нашей Талице пройти.

— Там одни изгибы да перекаты. Володька Чебаков попробовал мотор к лодке приделать, и то два винта за лето обрубило.

Они прошлись по набережной сначала влево, где полого горбатился мост — машины и автобусы, как игрушечные, сновали по нему, — потом повернули обратно. С другого конца набережной был виден монастырь, примыкающий своими стенами к самой Волге, над стенами вознеслись золоченые шлемы соборных куполов, жарко отражая солнце.

Громадный теплоход-трехпалубник, стоявший у причала, несколько раз басовито гукнул, подгоняя запоздавших пассажиров. Вода взбурунилась за кормой, но теплоход все не трогался с места, только отбивало и разворачивало его течение. Над всей волжской ширью, над набережной зазвучала музыка, как будто в праздник, потому что люди, плывшие вниз по Волге, действительно отдыхали, любуясь, как медленно разворачиваются все новые и новые берега. Сколько городов встретится им!

Сейчас они стояли на палубах вдоль борта, махали, наверно, просто так, от хорошего настроения, всем, кто остался на берегу, и Саньке с Валеркой.

Белые чайки провожали белый теплоход, они медленно, словно бы в такт музыке, качали крыльями, некоторые отставали, садились на воду отдохнуть. Музыка уплывала вниз по течению, гасла, и почему-то ребятам стало немного грустно, как будто «Дмитрий Пожарский» должен был взять их с собой. Они зачарованно смотрели ему вслед, туда, где река сливалась с небом, и думалось Саньке о том, что Волга вобрала в себя сотни рек и речек, чтобы стать такой могучей, и Талица, и Волчиха пульсируют в ней, добавляют силы.

Забыли про Гошин наказ — потянуло в город. Поднялись по широкой бетонной лестнице на бульвар и дальше — до самой площади, где снуют машины, пыхтят пневматическими дверцами автобусы и множество нарядных людей возле торговых рядов.

— Как будто выходной день и работают одни продавцы и шоферы, — заметил Санька.

— Так кажется. Город-то велик. Смотри, поливалка! Улицу моют, как пол.

Машина с цистерной двигалась вокруг площади, впереди, из узких щелей, били плотные и белые, как молоко, струи воды. Прохожие отшатнулись, зазевавшихся ребят обдало порывом ветра и водяной пылью. Асфальт после такой промывки сделался стеклянно-гладким, от него поднимался теплый парок, так что хотелось сбросить ботинки и прошлепать босиком.

Обошли все магазины в торговых рядах. Чего тут только не было! Особенно заинтересовали принадлежности для охоты и рыболовства. Ружья, поводки для собак, перочинные ножики, спиннинги, бамбуковые удилища, всевозможные крючки, лески, поплавки. Сколько бы всего можно накупить… Пошарили в карманах — лишь двадцать копеек нашлось у Валерки.

А рядом оказался еще один удивительный магазин — «Природа», где продавали певчих птиц и разноцветных, радужно-красивых рыбок со странными названиями: петушки, гуппи, жемчужное гурами, скалярии. Рыбки грациозно плавали в зеленоватых аквариумах, они казались сказочно неправдоподобными.

— Их бы развести в нашей реке, — сказал Санька.

— Что ты? Они сразу погибнут, это ведь южные неженки.

— Щуки да окуни, пожалуй, их слопают.

Насчет рыбок верно, им и в аквариуме неплохо, а вот птиц жалко. Увидел Санька знакомых чижей, щеглов, зеленушек, зябликов, вспомнил, какое приволье им в заболотских лесах. Эти тоже летали на свободе, но попались на приманку птицелова и теперь тоскуют в клетках-тюрьмах. Всех бы, до одной, выпустил.

После магазинов ребята забрели в парк, он был неподалеку. Их внимание привлекло гигантское колесо обозрения: вот когда пригодились Валеркины двадцать копеек!

Дежурная старушка закрыла дверцу качающейся люльки, и она медленно поплыла вверх. Посреди люльки — руль, можно перебирать его руками и крутиться в любую сторону. Выше, выше… Остался внизу парк как на ладони, открылся город с муравьиными потоками пешеходов и машин на улицах-ручейках. Отсюда были видны необозримые волжские дали, терявшиеся в знойном полуденном мареве, пароходы казались неподвижными, словно впаянными в оловянную гладь. Было захватывающее ощущение полета. Впервые Санька так непосредственно почувствовал величие и огромность земли…