Юрий Бородкин - Санькино лето

Он сам жил на Севере, в Норильске, работал и а сорокадвухтонном рудовозе! Морозы, говорит, там — градусов пятьдесят. Гоша еще молодой, а бывалый, в армии генерала возил на легковушке.

— Ну, если спохватятся вас родители, получу я тогда нагоняй!

— Лишь бы к вечеру быть дома.

— К вечеру будем.

Все чаще проскакивали встречные машины, воздух в такие моменты рвался, как полотно; Санька невольно крепче сжимал железную ручку, будто их самосвал могло отмахнуть в сторону.

Вот и железнодорожная станция, вся опутанная электропроводами. Маневровый паровоз бегает по запасным путям, белым, как пар, дымом попыхивает. Пока стояли на переезде, прошел электропоезд, торопливо тарабаря на стыках рельсов колесами. Санька с Валеркой ни разу не видели поездов, принялись наперебой считать вагоны, спутали друг друга. Вагоны были все одинаковые светло-вишневого цвета, с какими-то крупными надписями на боках; пассажиры спокойно, как дома, сидели, облокотившись на столики, пили лимонад, они казались счастливыми людьми.

— В Москву пошел! — сказал Гоша. — Это — скорый, кажется, «Россия», от самого Тихого океана катится.

Поезд, не сбавляя хода, промелькнул мимо станции: конечно, все эти люди торопятся в Москву по очень важным делам, и нет никакой необходимости останавливаться на каждой станции.

Полосатая жердь шлагбаума отпрянула вверх, освобождая путь, машина снова набрала скорость, пожалуй, не тише, чем поезд — стрелка спидометра ползет к восьмидесяти. Одна за другой отстают деревни, совсем не такие, как Заболотье: дома двумя порядками выстроились вдоль шоссе, хвастливо принарядившись в резные наличники. От станции до города еще семьдесят километров, все дальше остается родной дом, подбирается беспокойство, а вдруг что-нибудь случится в дороге? И нельзя поделиться Саньке с Валеркой своими опасениями, потому что при Гоше стыдно заводить такой разговор. Но сильней всякой тревоги манящее чувство новизны, открывающейся перед глазами ребят и ждущей их впереди.

— Чего делать-то в городе будете? — спросил шофер, наверно, и сам вначале не думавший об этом. — Мне на автобазу надо да домой заскочить: часа два у вас в распоряжении.

— Просто так погуляем, посмотрим.

— Первый раз в городе, все равно что в лесу, заблудитесь. Где вас разыскивать? И себя и меня подведете. Давайте так договоримся, оставлю я вас на набережной, и никуда оттуда — ни ногой.

— Ладно, — согласились ребята, желая увидеть прежде всего Волгу.

Начался асфальт, слегка залоснившийся от жары, гладким половиком стлался он под колеса. Лес поредел, отодвинулся далеко в стороны, открывая взгляду покатые поля, речные косогоры, луга, окутанные фиолетовой дымкой созревших трав. С какого-то холма на мгновение показался и сам город — вспыхнул белокаменной окраиной новых домов и утонул за перелеском, осталась маячить лишь телевизионная вышка.

Скоро самосвал очутился в сплошном потоке автомашин, медленно, с остановками тянувшемся по улице, даже гул мощного зиловского мотора потерялся в общем городском шуме. Пестрые толпы людей сновали по тротуарам от магазина к магазину, Санька устал читать вывески. Выехали на площадь, справа возвышалась какая-то башня, слева огородились белыми колоннами старинные торговые ряды, здесь было еще более многолюдно. Машина покатилась под гору и остановилась, тяжело вздохнув тормозами, против столовой.

— Небось попротряслись? — догадливо улыбнулся Гоша. — Пошли обедать.

Он взял всем по борщу, котлетам и бутылке лимонаду; обед казался вкусным, не таким, как привычная домашняя еда, особенно понравился ребятам лимонад, жгуче-сладкий, прохладный, наверно, из холодильника. На янтарные стенки стаканов красиво липли белесые пузырьки воздуха и почему-то не всплывали кверху. Пили не спеша, растягивая удовольствие, не хуже тех пассажиров скорого поезда…

Набережная оказалась в двух шагах от столовой. Гоша вывел на нее ребят, еще раз наказал:

— Гуляйте по берегу и никуда не уходите, часа в четыре я буду здесь.

Волга! Санька с Валеркой замерли у чугунной ограды, оглядывая солнечную ширь воды. Ее рябило, и оттого вдали река казалась светлой, как расплавленное олово, а рядом, под берегом, она пугала медлительной тяжестью зеленоватых волн, набегавших от пароходов; волны чмокали о промасленный дебаркадер, с шипением наползали на промытый песок и скатывались назад взмыленные, с гребешками пены. Течения совсем не заметишь, настолько величава и спокойна она, мать всех русских рек.