Ольга Гурьян - Мальчик из Холмогор (1953)

Попозже он заглянул к нему в комнату и принёс немецкую детскую книжку с картинками, и Миша весь вечер просидел над ней, отыскивая знакомые слова и с удовольствием замечая, как много он уже знает.

Когда настало время спать, в комнату вошёл служитель, неся подмышкой свёрнутый войлок.

— Я у вас здесь ночевать буду, — сказал он. — Фаддей Петрович приказал. Чтобы вам одному не боязно было.

Миша очень обрадовался, но сказал:

— Вот уж, стану я бояться! Небось, не маленький!

Потом похвастал, что уже много знает по-немецки.

— Это вы правильно делаете, что учитесь, — похвалил служитель, расстилая свой войлок на полу около Мишиной кровати. — Вот останетесь сиротой, заботиться о вас некому будет, ученье и пригодится.

Миша испуганно посмотрел на него:

— Почему сиротой?

— Да так, зря я сболтнул, — ответил служитель. — Мало ли что может случиться. А вы уж и встрепыхнулись! Ложитесь-ка лучше, спать пора.

Оба легли, но Миша, поворочавшись, спросил:

— Ты про Михайла Васильевича ничего не знаешь?

— Что ж мне знать? Болеют они. А вы спите, не разговаривайте.

Второй день был ещё тоскливее, чем первый. Миша снова попробовал читать, но сегодня книжка его не радовала. Играть одному не хотелось, и, не зная, что ему с собой делать, он прямо после завтрака опять лёг на кровать. Долго лежал он, прислушиваясь, не придёт ли кто. Всё было тихо. Тогда, немножко всплакнув в подушку, он заснул.

Когда Миша проснулся, было совсем светло, и он не мог понять, наступило уже завтра или ещё продолжается сегодня и долго или коротко он спал. Он вскочил и выбежал из комнаты. Везде было пусто. Он сбежал с лестницы и с облегчением увидел, что швейцар, как всегда, сидит у дверей. Миша кинулся к нему.

— Куда все ушли? — крикнул он. — Какой сегодня день?

Швейцар с недоумением посмотрел на него:

— Чего вы испугались? Второй день пасхи сегодня. Четвёртое апреля.

В это время подъехала карета, и из неё вышел Семён Кириллович. Он был без шляпы, бледен, с покрасневшими глазами. Лицо его странно дёргалось. Увидев Мишу, он попытался что-то сказать, протянул руку со скомканным платком, но голос его не слушался. Наконец он проговорил:

— Михайла Васильевича не стало...

Когда после праздников мальчики вернулись в гимназию, Мише показалось, что жизнь опять входит в прежнюю колею. Друзья разговаривали с ним, опасливо избегая вспоминать Михайла Васильевича. Миша бледно улыбался их шуткам. Но когда Саша стал представлять в лицах, как Косма в гостях у попа объелся творожной пасхой, он не выдержал и рассмеялся. Саша гримасничал и разводил руками, изображая, как Косма накинулся на пасху, как попадья пыталась отодвинуть блюдо подальше, а испуганный поп возглашал: «О-о-о-отрок! Что-о-о творишь? Ло-опнешь!»

— Неправда! Всё неправда! — кричал Косма и лез драться к Саше, а Федя со смехом оттаскивал его прочь.

Снова начались занятия. Теперь уроки казались чересчур короткими и лёгкими. Миша быстро их выучивал и снова тосковал, забившись куда-нибудь в угол. Заметив это, Семён Кириллович попросил учителей задавать мальчику двойные уроки.

Теперь Мише хватало занятий на весь день, он учился с увлечением и в короткий срок догнал лучших учеников.

Май был жаркий. Мальчики играли во дворе, и постепенно Миша тоже начал принимать участие в их играх и развлечениях.

Как-то, в конце месяца, его вызвали к Семёну Кирилловичу. Миша не мог вспомнить никакой проказы, за которую заслуживал бы выговора, и, удивлённый, шёл за служителем. Войдя в кабинет, он увидел, что Семёна Кирилловича нет, а вместо него поднялись с кресел Матрёша и Иван Макарыч. В первую минуту Миша с трудом признал сестру. На ней было старенькое платье, из которого она успела вырасти, голова повязана белым платочком. Лицо было непривычно печальное и тихое.

— Прощай, Мишенька, — сказала она и низко ему поклонилась.

— Матрёша, что ты? — воскликнул Миша.

— Уезжаем мы, проститься пришли, — заговорил Иван Макарыч. — Подрядился я Матрёну Евсеевну к родителям доставить. Там она теперь нужней.

Миша молча смотрел на Матрёшу.

— Домой еду, — сказала она. — Придётся ли ещё свидеться?

— Почему? Почему? — повторил Миша.

— Здесь мне делать больше нечего, — печально сказала Матрёша. — Без Михайла Васильевича дом уже не тот, и мне в нём места больше нету. Иван Макарыч письмо получил из Матигор — у нас с тобой народился братец. Я его буду нянчить. Матушке буду помогать. А замуж если возьмут, крестьянствовать буду. — Она горько заплакала. — Мишенька, может и ты с нами поедешь? Иван Макарыч обоих бы довёз.