Дойвбер Левин - Улица Сапожников

В сторонке на поваленной сосне сидели трое — Хаче, Алтер и Игнат. Сидели молча. Ирмэ подошел, постоял, потоптался. Робко присел. Достал табак. Закурил. Он долго мял в руках кисет и бумагу, ждал — авось, кто не выдержит, курить попросит. Но никто ничего не сказал.

«Что ж, — подумал Ирмэ, пряча кисет в карман, — поделим, брат. Ты что после вчерашнего ждал-то? Целоваться к тебе полезут?»

Он покосился на приятелей. Сидят — и хоть бы глазом в его сторону. Будто его и нету.

«Зря это они все-таки, — подумал Ирмэ. — Так-то не делают. Не по-товарищески так-то. Ну, покричали бы, поругали бы. А то отпихнулись — и ладно. Не дело».

Фома Круглов, в длинном до пят непромокаемом пальто, ходил по опушке. Проверял караул. Двумя пальцами левой руки он теребил седоватую свою бородку, щурился, морщил лоб. Лицо у него было темное, усталое. Он, должно быть, не спал эту ночь, а то и прошлую ночь. Увидав Ирмэ, он остановился.

— Ну, парень, — сказал он, — наделал ты делов. На пятерых хватит.

Ирмэ не ответил.

— Сам, небось, жалеешь? — сказал Круглов. А жалеть-то нечего, поздно. Раньше думать надо. Ну-ка, подвинь-сь.

Круглов сел.

— Это у кого табак?

Ирмэ достал кисет. Круглов свернул козью ножку.

За ним к табаку потянулись Хаче и Игнат. У Ирмэ полегчало на сердце — пронесло.

— Хотел тебя товарищ Герш из отряда погнать, — сказал Круглов, повернувшись к Ирмэ, — и под суд. А Иван тот прямо: «Стрелять! Стрелять!» — Круглов засмеялся. — Хороший он парень, австрияк ваш. Ну, я заступился, — оставили тебя, поглядим, как дальше-то. Только ты уж меня не подведи, слышь? Ежели что — своей, этой вот рукой уложу, как бог свят. Заруби себе, парень, на носу: чтоб больше этого не было. Слышишь?

— Слышу, — тихо сказал Ирмэ.

— То-то. — Круглов чиркнул спичкой, закурил. — Ты это в кого? Знакомый, что ли? — спросил он, закуривая.

— Рядский один, — сказал Ирмэ. — Шпик.

— А он и ушел, — сказал Круглов. — Вот она, партизанщина-то! Отрядом мы бы всю шайку сграбастали — и этого твоего тоже, а то — шиш! Партизанщина, брат, в нашем деле не годится. Это, знаешь ли, эсерам под стать.

— Нечаянно я, — сказал Ирмэ.

— Ну, уж это что нечаянно! — Круглов махнул рукой. — Нечаянно иной раз такое выкинешь, что расстрелять мало. Тут уж, парень, такое дело. Раз ты в революцию пошел — подчиняйсь. Не своевольничать. Расстреляем. А чаянно или нечаянно — дело десятое.

— Верно, — поддакнул Игнат.

Круглов повернулся, посмотрел на Игната, — ну и мужик, такого в карман спрятать можно, — и улыбнулся.

— Что верно, Игнат? — Круглов был в отряде недавно, а почти всех знал уже но имени-фамилии, и кто, и откуда. — Что верно? — сказал он.

— Верно это ты.

— Д-дисциплина, — сказал Алтер.

— Во. Правильно, — сказал Круглов. — Дисциплина. Иначе — труба. И не то что теперь, в военное-то время, потом, после — тоже. Россия, брат, у нас страна большая, да рыхлая. А надо, чтоб было железо. Тут тоже без дисциплины не обойдешься. Как ни крути. Да. Надо, брат, к этому привыкать. Тут уж поздно носом-то шмыгать. — Круглов сердито посмотрел на Ирмэ, который в эту минуту, действительно, шмыгнул носом. — Так-то.

На опушку выскочил растрепанный парень с красным, будто ошпаренным лицом. Он оглядывался во все стороны — кого-то искал.

— Фома Иваныч! — кричал он на весь лес.

— Ну, — сказал Круглов, — чего там?

Парень увидал Круглова и обрадовался.

— А я тебя ищу-ищу, — сказал он, подбегая. — Иди, начальник зовет.

— А что там? — Круглов не спеша поднялся. — Пожар?

— Не, — сказал парень. — Восстание.

— Где восстание? — быстро сказал Круглов. — Чего мелешь?

— В Полянске. В губернии.

Круглов почти бегом направился в Малое Кобылье, где стоял штаб отряда. Парень шагнул было за ним, но Хаче его остановил.

— Погоди, Ваня, — сказал он, — что там в Полянске, а?

— Чорт те что, — сказал парень. — Офицеры, будто. Студенты. Неизвестно точно.

— А в штабе что?

— Что в штабе? Получили приказ выступать — и все. Восстание.

— А давно?

Парень уже не слышал. Высоко подкидывая ноги, он бежал в штаб, в Кобылье.

Бойцы ворчали. Только вздремнули, только первый сон привиделся и — на те: стройсь. На поверку. У, гады! Не могли там со своим восстанием погодить час-другой. Приспичило спозаранок. Ладно. Поговорим. Поговорим, братишки, потолкуем.

На поверке троих не досчитались. Стрекнули трое: два брата Артемовы, Климентий и Никифор, и третий, рядский, Галгин Ишмэ, скорняк. На словах-то — первые бойцы, а как до настоящего дела дошло, глядишь — труха, тьфу — и растереть.