Герхард Хольц-Баумерт - Автостопом на север

— Надо мне было выбить его за веревку коротким правым снизу…

— Кого это? — спрашивает Великан, и очередная помидорина исчезает в его пасти.

— Это я тут недавно паренька одного в нокдаун отправил. Завертелся он, как волчок… а этот знаменитый Хэппус… привет вам от всех ваших шестеренок!

Великан, зажав в кулаке бутерброд, показывает на фонарь у меня под глазом.

— Случайное попадание, — бормочу я и тяну зубами кусок теплого сала.

Тогда он показывает на кровавую ссадину на моей руке, левой, — я и не заметил ее совсем:

— Ты за руками не следил, назад оглядывался.

У меня что-то в горле засвербило, потом полезло выше и вдруг начало звенеть в ушах.

Комиссар Мегрэ, кто, где и когда видел, чтобы этот великий сыщик краснел? Отвратительное неумение владеть собой может вызвать гнев префекта полиции! Так нетрудно и выговор заработать.

Вытащив из портфеля солонку, Великан отвинтил крышку и посолил помидор.

— Какая часть тела самая важная у человека? — спрашивает он меня.

Я не знаю да и не стараюсь отгадать.

— Пупок, — заявляет Великан, отправляя очередной кусок сала в рот. — Лежишь себе в постели, надо тебе яйцо съесть или там помидор — где соль хранить?

А мне не смешно. Раньше мне такая хохма понравилась бы. И я бы свой анекдотик подкинул… А сейчас мне совсем неохота запоминать анекдоты для Фридриха Карла.

Когда в голове у нас наступает полное солнечное затмение, а Крамс задает такие вопросы, на которые никто не знает ответа, он говорит: коллапс… Великан запускает пятерню в пакет, устанавливает — помидоров нет.

— Ну ты и поднажал!

— Я? Я и не притрагивался к ним… А вы что, Хэппуса правда не узнали? — спрашиваю.

Нет, в отличие от меня Великан действительно не узнал Хэппуса. Он и в кино не ходит, и телевизора у него нет, то есть два года уже, как нет.

— С тех пор как Уши бросила меня и укатила прочь, и нет ее, и песен нет ее…

Медленно Великан складывает пустые пакеты, относит в кабину и возвращается с маленькой губной гармоникой в кулаке.

Вот он опять сел рядом со мной, вытянул ноги и заиграл. Так-то я вроде бы все модные песенки знаю, а эту, какую он играет, не помню.

— Аллегро из сонаты Моцарта.

— Чего?

— Ты что, Моцарта не признаешь? А я, когда дома бываю, часто Моцарта слушаю и Баха — у меня полная картонка таких пластинок. А когда я в дороге, я уж сам себе музыку сочиняю. Раньше бы мне… когда Уши со мной была, музыку эту полюбить…

И снова он заиграл что-то симфоническое, как у нас говорят. Клёво у него получается! Что он про какую-то Уши говорит, я не пойму никак, но и спрашивать не хочется.

— А укатила-то она, совсем как твоя, тоже на «вартбурге».

Теперь он сам мне все рассказывает. И у меня что-то в горле застряло — крошка, наверное…

— Пять лет мы с ней женаты были. Да, друг ты мой, я уж зазнался, думал — счастливый билет вытянул. Да от счастливого билета легко голову потерять, а с головой — и всякое понятие: блаженствуешь себе, а насчет того, чтобы мозгами ворочать, нет, лень.

Ничего-то я не понимаю — и Уши эта, и счастливый билет… Сижу молчу, гляжу на свои серые от пыли туфли…

— Приедешь, бывало, домой после дальнего рейса, скажешь: «Привет, лапочка!» Чмокнешь ее, вручишь коробку конфет и думаешь себе: порядок, теперь можно и телевизор посмотреть. Нальешь себе стакан пива, сядешь и смотришь. Ну конечно, когда футбол или бокс — меня не оттащишь.

Чего говорить, я такой же, только без этих поцелуйчиков и конфет.

— Ничего не стоит наша сборная. Верно я говорю? В остальных дисциплинах мы на мировом или там европейском уровне, а с футболом не получается. Зазнались ребята, думают — лучше их нет никого. Иной раз и правда у них здорово выходит, а следующая игра — хоть реви!

Я опять киваю. Сколько раз мы в классе спорили об этом! Даже Пружина-Крамс участвовал.

— Меня спросить — я болею за «Унион», — вставляю я, выковыривая крошки из гнилого зуба. — «Унион» — команда классная, но и она может напортачить будь здоров!

— Все они на одну колодку! Разве вот только бокс, но это уже и не спорт вроде…

Поиграл Великан на своей гармонике и притих.

— Думал ведь, — продолжает он негромко после небольшой паузы, — что счастье свое крепко в руках держу, а на самом деле это я бутылку пива держал да кресло перед телевизором. А как выдастся часок — я в клуб поболтать, по воскресеньям — «Наши старики», волейбол. А приду — за стол, и чтоб накрыт был, и чтоб голубцы…