Герхард Хольц-Баумерт - Автостопом на север

И остался Густав один-одинешенек.

Надо подпрыгнуть повыше. Вот так. Чувствую, будто на меня ведро снега высыпали, волосы наэлектризовались и потрескивают, как у кошки.

— Стой, погоди, Эберхард! — кричу я изо всех сил.

Но он уже не слышит ничего. Стоп-сигнал подмигивает мне, как покрасневший глаз…

Нет моего треклятого мешка!

Да я ж его не погружал, когда мы оттуда отъезжали. Это я точно помню. У тетушки Иды, где мы с паном Болеком кофе пили, он еще мне мозолил глаза…

Где же это он отстал? Вспомнил: там, под скирдой, и лежит! Я же его наверх не поднимал. Как сбросил с плеч, так и оставил. Может, веселая уборочная братва сейчас с ним в медицинский мяч играет? Нет, Люси этого не допустит. Надо ж! Возвращаться придется.

Ну что ж, в путь так в путь. Стиль — индейский: сто шагов шагом, сто — бегом. Ацтеки говорили — так легче всего через Кордильеры перебраться.

Петер, Петер! «Через полтора часа буду в твоем Ростоке». — «Задавала», — ответил он. Я железно промолчал, по примеру нашего папеньки, — это самое большое оскорбление в нашей семье. «Договорились, Густик, — сказал он еще, — если ты мне доставишь мешочек, я тебе обеспечу десять шикарных дней в Варнемюнде. Море, солнце и все такое прочее…»

Ну и зло меня сейчас взяло и на Петера, и на его мешочек! Да на все на свете! И на Терезу, на Цыпку эту…

Оглядываюсь — огоньки ее базы уже далеко…

А правда море шумит. Погоди, Балтика, мне еще за треклятым мешком смотаться надо, а уж тогда первым делом нырну под варнемюндскую дамбу. Покажем, как плавать надо…

Понемногу злость моя улетучивается, как я ни стараюсь ее разогревать. А потом, ацтеком пробежаться по джунглям, разнообразия ради на юг, это же четвертое измерение, как сказал бы наш Крамс.

Весь мир вокруг будто отполированный. Вспомнил Шубби. Он любит говорить: «Не сдаваться. Включай второе дыхание. За ногами следи». А Пружина-Крамс засунет обе руки в карманы и произнесет: «Твой потенциал, Гуннариус, не позволяет тебе ретироваться…» Слышу я и как мать причитает: «Не беги так, мальчик, легкие не выдержат. И оставь, пожалуйста, нос в покое». — «Глаз никак не протру, мам!»

Отец с достоинством промолчит, но вполне доброжелательно.

Мой курс — юго-восток, главное направление — скирда…

Где-то далеко хихикает петух.

«А ведь и здесь уже пора косить», — замечаю я, совсем как коллега Люси. Но что тут растет? Не пойму. На рожь не похоже, скорей картошка…

Мегрэ, наверное, уж и трубку выронил. Как же так: несчастная жертва в пять утра несется по дороге, стараясь дышать ровно, и… улыбается?! Нет, дорогой комиссар, эту загадку вам никогда не разгадать.

У воздуха соленый привкус.

Больше на левую ногу нажимай, Густав. Перемена нагрузки. Тебе ж ничего не стоит и через Анды перемахнуть и через Гарц! А Мекленбургская степь для тебя — что детская площадка…

«Ты, Густав, парень что надо, ты ас!» — самокритично констатируешь ты сам о себе.

А как я свистеть умею! Иду и свищу. Очень громко и очень фальшиво. Навстречу синему-синему только-только начинающемуся дню.

СНМ — Свободная немецкая молодежь, молодежная организация в ГДР.

Слово, придуманное Б. Брехтом и употреблявшееся им в насмешку.

Старая модель автомобиля.

Emeritus — здесь: пенсионер (лат.) .

Eremites — отшельник (греч.) .

Перевод Ю. Вронского.

Малимё — пушистая ткань из искусственного волокна.

Перевод М. Лозинского.

Перевод Ю. Вронского.

Перевод Ю. Вронского.

Лентяй (нем.) .

До свиданья, лентяй!

Внимание! (польск.)