Но что-то в этом решении меня не устраивало. Я, пожалуй, слишком жалел себя. Ну, подумаешь, буду говорить откровенно. Тоже мне наказание!
И вдруг меня осенило. Надо умереть — вот что. Убить себя.
Это будет мужественно — раз. По заслугам — два. И, в-третьих, лишь тогда история моей жизни будет по-настоящему учить ненавидеть все то, что я так ненавижу сейчас.
Этим я хоть немного искуплю свои подлости. И если живому Игорю Верезину не будет места в коммунизме, то память о нем, может быть, пропустят в будущее.
Я приду домой и напишу длинное и честное предсмертное письмо. Я буду писать его всю ночь. Убью я себя под утро.
Папа и мама. Мама и папа.
Плохо я отплатил им за их заботу обо мне. Теперь они будут стариться вдвоем. И, наверное, будут плакать обо мне, хотя я приносил им одни неприятности и так часто бывал несправедлив к ним.
В своей посмертной записке я прямо скажу, что моя последняя мысль была о них и что я их очень любил…
Сейчас я приду домой, напишу всю правду о себе и выпью люминал. Его прописали папе от бессонницы, но папа почему-то не стал его принимать. Для того чтобы умереть, кажется, достаточно десяти таблеток. Но я выпью шестнадцать.
Решено! Через несколько часов Гарик Верезин уйдет из жизни, которую он позорит.
В нашем парадном горела маленькая, тусклая лампочка. Но и ее света хватило, чтобы разглядеть две фигуры, которые я меньше всего ожидал сейчас увидеть. Одна фигура свернулась калачиком на подоконнике. Это был Мишка. Другая сидела на полу, прислонившись спиной к двери нашей квартиры, и похрапывала. Это был Серёга.
Ребята явно ждали меня. Наверное, они явились сразу после работы, узнали, что я ушел к Званцеву, и решили во что бы то ни стало сегодня же поговорить со мной. Может быть, даже поколотить меня. В квартиру они, понятно, не зашли, чтобы не тревожить моих родителей. Устроились на лестнице, но не выдержали и заснули. Вероятно, здорово устали.
Мне не хотелось выяснять с ними отношения. Это было уже ни к чему. Они все узнают из моей посмертной записки.
Перед тем как позвонить, я попробовал немного отодвинуть Серёгу, мешавшего мне пройти. Я хотел незаметно проскользнуть в квартиру. Но Серёга сейчас же открыл глаза, прищурился и ошалело посмотрел на меня.
— Мишка! — закричал он, придя в себя. — Я его застукал.
Мишка тоже проснулся и сел на подоконник.
— Ну? — спросил он сурово. Голос его был еще хриплый после сна. — Не стыдно тебе? Ну и гнусь же ты, Верезин!
Я не ответил. Мне было тяжело стоять; я присел на ступеньку и стал безучастно слушать, как ребята меня ругают. Весь класс трудился, пока не зажглась первая лампочка, а я сбежал, как дезертир.
Милые, бедные Серёга и Мишка! Если бы вы знали все до конца! Меня уже бесполезно ругать. Меня нужно просто убить.
Мишка вдруг замолчал. Нагнувшись, он вгляделся в мое зеленое, измученное лицо и сказал Сергею, который еще продолжал ругаться:
— Погоди, Серёга. Гарька, что с тобой?
Мне стало очень жалко себя.
— Ничего, — проговорил я дрожащим голосом.
— Ты заболел? — спросил Мишка уже не так строго.
— Нет.
— Не валяй дурака, — сказал Серёга, тоже нагибаясь надо мной. Теперь только я сидел, а они стояли, разглядывая мое лицо. Как их глаза были непохожи на те, что разглядывали меня в ресторане! — Не валяй дурака. Ты сам не свой.
— Нет, — сказал я. — Дело гораздо серьезнее.
Мишка с Сергеем переглянулись. Мишка попробовал рукой мой лоб и сказал:
— Слушай, у тебя холодный лоб.
Он проговорил это с тревогой, хотя у каждого здорового человека должен быть холодный лоб.
— Я сбегаю за «Скорой помощью», — предложил Сергей.
— Зачем? — сказал Мишка. — У них дома телефон. Его нужно в постель.
— Не нужно меня в постель, — слабым голосом сказал я. В эту минуту я испытывал такую нежность к моим закадычным друзьям, что мне захотелось дать им на прощание несколько советов. — Мишка, это хорошо, что ты подружился с Аней, — проговорил я. — Будь с ней ласков. Она в общем хорошая. Ее нужно только держать в руках. Я этого не смог…
Мишка смотрел на меня круглыми, испуганными глазами.
— А ты, Серёга, — продолжал я, — больше никогда не ссорься с Мишкой. Вы оба очень хорошие люди. И еще, друзья, отомстите за меня Званцеву, чтобы он на всю жизнь запомнил.
— Ты никак умирать собрался? — испуганным шепотом спросил Серёга.
— Что мне еще остается делать? — криво усмехнувшись, ответил я.
— Это как же? — спросил Мишка.
Читать дальше