Самуил Полетаев - Алики-малики

— Нет, я разбойник, а он нахал! Разлёгся, как будто у себя на кровати…

Когда вечером приходил Сергей, Алик неохотно покидал комнату. Утром он иногда караулил, когда тот уходил на работу, и врывался в комнату как вихрь, с ходу начиная ораторствовать. Темперамент его нисколько не умерялся оттого, что баба Шура не открывала глаза и едва отзывалась на его тирады — лёгких кивков с её стороны было достаточно, чтобы поддерживать пламя его красноречия. Она могла молчать, даже зевать — ему было важно, чтобы она была рядом и внимала ему, пускай даже сквозь закрытые веки.

Родители Алика, внешне оказывая соседке признаки внимания, всё же побаивались странной этой дружбы и делали всё, чтобы отвадить от неё мальчика. Они боялись, что общение с ней плохо влияет на него. Отец свои свободные часы стал отдавать Алику, ходил с ним в кино на детские фильмы, купил абонемент и раз в неделю водил его в бассейн (чрезмерные умственные интересы ребёнка, решил он, происходят от слабости физического развития), а чтобы отбить охоту от книжных странствий с бабой Шурой, записал его в районную детскую библиотеку и сам носил оттуда книги.

Внезапной симпатией Петросяны прониклись к Сергею. Марта начала приглашать его на телевизионные передачи, поила чаем и даже забирала кое-какую мелочишку — платки, носки и рубашки, когда затевала стирку. Делала она это деликатно, отнюдь не подчёркивая своей заботы и не похваляясь ею в пику нерадивой матери, однако Александра Ивановна поняла, что к чему. Так или иначе, но общение с Аликом в квартире становилось всё труднее и труднее, и теперь, соблюдая конспирацию, им приходилось встречаться в городе, когда Алику разрешали отлучаться по разным делам — пойти, например, в местный парк культуры на собрание филателистов (Алик собирал марки) или посмотреть, как на товарной станции вокзала выгружали цирковых зверей, прибывших на гастроли, или на собачью выставку.

Никаких сентиментальностей их отношения не терпели. Встречаясь, Алик деловито забирал у неё старенький рюкзак с книгами, она поправляла ремни на его плечах и кривила в усмешке щёку.

— Ишачку не тяжело?

Она водила его теперь по разным известным ей адресам, не столько руководствуясь интересами распродажи, сколько думая об Алике. Она перезнакомила его со всеми своими постоянными клиентами, словно торопилась оставить всё самое лучшее, что накопила в жизни, — людей, к которым успела привязаться. Задыхаясь, едва поспевая за своим порывистым напарником, она забывала о своей немощи. Алик задерживался, поджидая её, заглядывал в её потемневшие глаза, сосредоточенно хмуря свои тугие брови. Не всегда он бывал тактичен. Природа освободила его от этого чувства, как и от застенчивости, но в детские годы это не порок, а простодушие.

— Ты согласилась бы на пересадку сердца? — спрашивал он и, не дожидаясь ответа, с возмущением разрубал рукой воздух. — Ведь какая несправедливость то, что люди мало живут! Придёт такое время, когда каждый, чувствуя себя плохо, сможет прийти на биологическую станцию, сдать своё сердце на проверку и перезарядку. Чтобы обменять своё сердце на искусственное, надо будет только позвонить в бюро и сделать заявку. «Ваш возраст? Группа крови? Объём грудной клетки? Всё? Так, так… Образ жизни? А где работаете? У нас есть всякие: для полётов и горных восхождений, для подводных плаваний и подземных работ». Понимаешь, разные сердца в зависимости от профессии и нагрузки. А ты бы какое сердце себе заказала, баба Шура?

— Такое, какое у меня было в двадцать лет.

— Ясно, это само собой разумеется. А на какой труд рассчитанное?

— На труд книгоноши. Главное — это чтобы можно было поспевать за тобой.

— Хорошо, я буду идти потише, — говорил Алик, замедляя шаги. — Вообще-то, я могу сам подниматься на верхний этаж, а ты в это время будешь дожидаться меня во дворе.

— Нет, мы поднимемся вместе, только не будем торопиться.

Сергей пришёл в этот раз раньше, чем обычно.

— Здравствуйте, Серёжа! — Из комнаты Петросянов выглянула хозяйка. — Вы чаю с нами не попьёте? Вартан с работы пришёл, ужасно не любит один. Вашей мамы дома нет, она ушла куда-то с Аликом. Пожалуйста, очень вас просим.

За столом на колени Сергея взобрался Ашотик и занялся пуговицами на рубашке. Марта ушла на кухню за чайником.

— Серёжа, я лично ничего плохого не могу сказать о вашей маме, — волнуясь, сказал Вартан Аршакович. — Но я очень просил бы вас как-нибудь объяснить Александре Ивановне, что мальчик нуждается в особом подходе, а она, как старый педагог, легко это поймёт. Алик, я не в похвалу ему говорю, развит не по возрасту и нуждается в усиленном домашнем уходе, врачи прямо сказали, что он должен всё время быть на глазах, а между тем Александра Ивановна, человек интеллигентный и глубоко мною уважаемый, этого не учитывает и занимает его своими делами. Я ничего плохого сказать о них не хочу, но для мальчика они вовсе необязательны. И он, вместо того чтобы водиться со своими сверстниками, быть, как все мальчики в этом возрасте, всё время проводит с ней…