Самуил Полетаев - Алики-малики

Сын не одобрял её увлечения. Он не понимал, зачем ей деньги, когда была пенсия, да и неловко ему было перед людьми: кто-то ведь мог и подумать, что он заставляет её работать. Сидела бы дома, убирала бы и варила обеды, нет же — носит её! А тут ещё помощник объявился — новый сосед, мальчишка, и от книг в их тесной комнате некуда было податься.

Сергей прислушивался к голосам на кухне, сиплому шёпоту матери и отчётливому мальчишескому дисканту, но о чём говорят, разобрать не мог. Потом стало тихо, видно, ушли, и квартира словно вымерла. И тогда он снова заснул, и во сне прыгали через ручей девушки в кисейных платьях, а он стоял на берегу и каждой из них подавал руку, замирая от волнения.

В жизнь Александры Ивановны маленький сосед ворвался, как метеор.

— Алики-малики, — шептала она, сталкиваясь с ним в коридоре и проводя рукой по его жёстким кудряшкам, и сердце её в этот момент сжималось от нежности, которой раньше она не знала. Учеников своих, когда ещё работала в школе, она любила какой-то деловитой любовью, любила сразу всех, а не каждого отдельно, а после школьных занятий порой и не вспоминала о них. Алик же вошёл в её жизнь сам по себе, вошёл целиком, всею своей личностью. А личность эта была огромная и сложная, непонятная, чудом возникшая в скромной обрусевшей армянской семье. Для его матери Марты он был ребёнком, которого надо постоянно одевать, кормить и следить за его здоровьем, отца же пугало умственное развитие Алика. Но вот настоящий интерес к себе он почувствовал только в соседке.

В первый раз он вошёл к ней без стука. Худенький, с огромными глазами и крупной головой на тонкой шее, он спокойно осмотрел комнату и дружелюбно кивнул.

— Здравствуйте, — сказал он, нисколько не смущаясь. — Я ваш новый сосед, и зовут меня Алик. Я вам не помешаю, если посмотрю эти книги?

Алик опустился на корточки, стал перебирать книги и очень обрадовался, увидев сборник фантастики. Сборник он, оказывается, читал и тут же стал перелистывать страницы, ища в них особенно запомнившиеся места, торопливо пересказывая их содержание и попутно развивая свои собственные соображения. Александра Ивановна тоже питала слабость к фантастике, и это оказалось тем совпадением, которое и привело к бурному развитию их дружбы. Сборник она уже успела просмотреть и внимательно слушала мальчика, по учительской привычке останавливая его, когда он преувеличивал что-то, но он уже летел без оглядки, смешивая вычитанное в сборнике с тем, что помнил из других книг, а может быть, и с тем, что сам сочинял. Вскоре речь шла уже не о сборнике, а об антимирах и телемолекулярном аппарате, при помощи которого можно из набора молекул создавать различные изделия, растения и даже живые существа. Реализация так называемой нуль-транспортировки представлялась Алику делом недалёкого будущего, он даже удивлялся, почему Совет Министров занимается текущими делами, а не решением вопроса о производстве этого аппарата. Если можно даже живые существа изготовить в любом количестве, то разве так уж сложно создавать костюмы, ботинки и продукты?..

— А тебе не кажется, что, если всё будет возможно, будет попросту неинтересно?

— Это почему же неинтересно?

— Ну вот есть ты, такой кудрявый, глазастый, одно ухо у тебя чуть короче другого, зуба не хватает, можно сказать, неповторимая личность, и вдруг тебя размножат аппаратом, и вместо одного Алика — сто Аликов. Как ты почувствуешь себя в такой компании? Как узнаешь, где ты, а где не ты, голова кудрявая? Это ужасно, по-моему!

— Э, чепуха! — резко, чуть не огрызаясь, воинственно вытаращив глаза, пошёл в наступление Алик. — Зачем нам встречаться в одной компании? Что нам, делать нечего больше? Нам просто будет некогда — дел у всех по горло…

— А у тебя какое дело?

— Я буду заниматься космогеологией.

Удивительна простота, с какой Алик перешёл с ней на «ты». Он видел в ней равную себе, и, кто знает, может, это было действительно так, ибо разве душа, испытывая тяготение к другой душе, обязательно должна справляться о возрасте её владельца?

Фантазии Алика испарялись так же быстро, как и возникали. Не то чтобы Александра Ивановна поспевала за ним — это было невозможно, но душа её была открыта для него, как сухая почва для дождя, и неравенство их поэтому не имело значения. Она без усилий входила в его мир, не очень-то ориентируясь в нём, но принимала его в целом, — и этого было достаточно. Больше того, она позволяла себе критиковать, отпускать иронические реплики, сомневаться, но сомневалась в частностях, не подвергая сомнению его мир как целое, и потому реплики её, порой ядовитые, не только не сбивали, наоборот, они подстёгивали фантазию Алика. Споры только сильнее привязывали их друг к другу, и это было, наверно, как в любви, где всё кажется понятным и в то же время всё необъяснимо.